Соблазны бытия
Шрифт:
Ее состояние перекликалось с ее снимками. Адель снова начала восхищаться своими работами.
Иззи повернула голову и посмотрела на спящего рядом Джорди. Они лежали в его номере в «Алгонкине». Иззи выбрала это место. Ей почему-то казалось, что гостиничный номер делал происшедшее не таким откровенным и вероломным. Джорди почувствовал ее движение и сонно улыбнулся:
– Доброе утро, дорогая малышка Иззи.
– Доброе утро, Джордж.
– Прошу тебя, не называй меня этим ужасным именем.
– Буду называть всякий раз,
– Ну хорошо. А как тебя называть?
– Просто Иззи. Самый лучший вариант. Или, на худой конец, леди Изабелла, как зовут меня мальчики.
– Это слишком длинно. Иззи как-то привычнее. Поцелуй меня. Можно еще раз. Ты счастлива?
– Да. – Иззи очень хотелось, чтобы ее ответ был правдой. Она чуть ли не в сотый раз мысленно твердила себе об этом. Ей хотелось почувствовать себя счастливой, по-настоящему счастливой, быть в ладу с собой и менее виноватой. – Я счастлива. А теперь я должна вставать и идти. Сегодня мне нельзя опаздывать.
Она до сих пор не понимала, как все это произошло, как согласилась она предать давнишнюю дружбу с Аделью и такую же дружбу, связывавшую ее с Нони. Иззи понимала, что поступила ужасно, как бы Джорди ни убеждал ее, что его брак распался и что Адели без него совсем неплохо. Он много говорил, рассказывая про свою кошмарную жизнь в доме Адели. Чувствовалось, он и сейчас был сердит на жену и чувствовал себя уязвленным. Разлука с Клио вызывала у него физическую боль, но даже ради дочери он никогда не вернется в тот дом.
– Иззи, постарайся понять: все это было очень непросто. Я столько лет пытался наладить отношения с Лукасом. Безрезультатно. Адель держала его сторону. Она была словно слепой ко всем моим страданиям. А ведь я пытался защитить ее от этого сверхизбалованного мальчишки. Мне было плевать на то, как Лукас относится ко мне. Я думал лишь о ней.
В тот первый день Джорди говорил несколько часов кряду. Иззи слушала его. Вначале она не верила своим ушам, затем начала приходить в замешательство, и наконец ей стало его жаль. Естественно, его рассказ перемежался комплиментами в ее адрес. Джорди говорил, что всегда относился к ней с обожанием, а потом стал вспоминать их первую встречу.
– На тебе было розовое платье и жемчужное ожерелье. Очень значимое ожерелье, которое сблизило нас. Помню, ты тогда флиртовала с Генри и Ру.
– Боже мой, – прошептала Иззи, зачарованная его откровением. – Мне трудно в это поверить.
Она замолчала и стала вспоминать события одиннадцатилетней давности. Ведь на том приеме Джорди впервые увидел не только ее. Там же произошла его первая встреча с Аделью. Иззи вдруг захлестнуло чувство вины. Оно словно мечом ударило по ее счастью. Иззи пересказала ему свои мысли. Джорди пристально посмотрел на нее, затем со вздохом сказал:
– Иззи, ты слишком серьезно относишься к жизни.
Наверное, поворотный момент наступил, когда она перебрала вина. Они сидели в прокуренном ресторанчике близ Вашингтон-сквер, и Иззи удивлялась своим недавним волнениям
– О чем задумалась? – спросил Джорди.
– Ни о чем. Честное слово, ни о чем.
Джорди улыбнулся ей, и от его улыбки ей почему-то стало тоскливо. Улыбка Джорди была почти отцовской. Нежной, ласковой, но отцовской. Ничего удивительного: Иззи была для него почти ребенком. Девочкой, которую он знает давным-давно. Молодой, наивной, не представляющей никакого интереса. Подругой его падчерицы. А как же тот вечер, когда у нее порвалось ожерелье и он достал жемчужину, закатившуюся в вырез платья? Помнится, Иззи тогда казалась себе загадочной, сексапильной, притягательной. Ей могло казаться что угодно. Кто не совершает глупых поступков? А Джорди тем вечером был в ударе, опьяненный торжеством, устроенным в его честь, и своими литературными успехами. Она была всего лишь дорогой малышкой Иззи.
– Дорогая малышка Иззи, – вдруг произнес он вслух.
И тогда у нее внутри что-то щелкнуло. Что-то опасное.
– Не называй меня так! – резко потребовала Иззи. – Терпеть не могу это словосочетание.
– Извини.
– Думаю, мне пора. С твоего позволения, удаляюсь. Я очень устала и…
Иззи порывисто встала и вдруг опрокинула бутылку красного вина. Бутылка была полна всего на четверть, но почему-то вина оказалось слишком много. Он потекло по столу и дальше, вниз, на пол. Тарелка Джорди была вся в красных брызгах. Вино запачкало ему колени. Красные ручейки зримо показывали всю неловкость Иззи и отсутствие хороших манер.
– Боже мой! – бормотала она, глядя на залитый стол. – Только я умею все испортить. Надо же! Абсолютная идиотка.
Потом она заплакала. Медленными крупными слезами, вобравшими в себя униженность, отверженность и отказ в праве на счастье. Джорди явно поразила ее реакция. Он встал, взял ее за руку и сказал:
– Давай просто тихо уйдем отсюда.
Он бросил на стол двадцатидолларовую бумажку, значительно превышавшую стоимость того, что они съели и выпили, и повел Иззи прочь из ресторана.
– Прости меня, пожалуйста, – сказал он, когда они сидели у нее дома. – Я совсем забыл. Хотел просто пошутить. Честное слово. Ты же знаешь, как я тебя обожаю.
– Зачем ты говоришь глупости? Ты меня совсем не обожаешь. Больше я это слышать не хочу.
– А я повторю снова, потому что действительно обожаю тебя. – Лицо Джорди было серьезным. – Скажу больше: я люблю тебя. Понимаю, что не должен этого говорить. Но я люблю тебя…
Иззи ойкнула. В комнате вдруг стало тихо. Очень тихо. Где-то за барьером тишины тикали часы. Розовая фарфоровая лампа бросала яркий свет на коврик, заменявший настоящий, добротный ковер. Иззи вдруг заметила, что местами коврик изрядно протерт. Ничего удивительного: она купила его в благотворительном магазине всего за десять долларов. Но ей понравились его цвета, пусть и выгоревшие. Чередование розовых и голубых пятен.