Собор памяти
Шрифт:
Леонардо уже доводилось слышать, что турки создали передвижные укрепления, скрепив вместе тяжёлые повозки и поставив на них пушки и аркебузы. Ему не терпелось увидеть эти сооружения.
— Они видели также твои стихи, — продолжал старик. — Тебе не следовало бы ставить подпись на свои военные машины, маэстро.
— Что ты имеешь в виду? — Леонардо обернулся к Куану.
— На стволах твоих орудий есть надписи, — сказал китаец. — Почтительный жест твоего друга Зороастро. Тем не менее я надеюсь, что он хотел скорее почтить тебя, чем задеть.
— Что там написано? — настойчиво спросил Леонардо.
«Я Дракон, дух огня и дыма, скорпион, коий стремится изгнать врагов наших
— У всякого оружия есть своё имя, — сказал Хилал. — Однако солдаты называют творения не их именами — а твоим собственным. — Он пожал плечами и усмехнулся. — Быть может, твой друг даровал тебе бессмертие.
— Я принял решение, — сказал калиф, прерывая разговор. — Мы будем сражаться в Анатолии, в горах. Все мои разведчики сообщают, что Мехмед в горах, а где он, там и его основная армия.
— Так ты оставишь открытым путь на Дамаск? — спросил Хилал.
— Такого я не сделаю, — отвечал Кайит Бей. — Если он соберётся направиться в ту сторону, мы перехватим его. В таких делах наша разведка действует отменно. Мы выкурим его из гор, потому что там нас поддержит наш друг Уссун Кассано. Великий Турок доставил Айше в горы, чтобы вести переговоры. Быть может, мы сокрушим его крепость прежде, чем он даже вышлет к нам своих послов.
— Однако переговоры обеспечили бы безопасность твоей родственницы, — заметил Хилал.
— Мы должны освободить её.
— Ей могут причинить вред.
— И это ввергнет моих солдат в истинную ярость. Вот тогда они будут драться. Не думаю, что даже Мехмед может быть настолько непрозорлив.
— Мехмеда никак нельзя назвать непрозорливым, повелитель, — сказал Хилал.
Кайит Бей, кажется, нисколько не был задет словами евнуха, но решения своего не переменил.
— Мы пустим в ход все его изобретения, — сказал он, имея в виду Леонардо. — Турки никогда не видели ничего подобного твоим осадным машинам. — Теперь калиф обращался уже впрямую к Леонардо. — И тем более никогда не сталкивались с ними в серьёзном сражении. Мы застигнем их врасплох, разорвём на куски и отравим твоими снарядами, загоним твоими бронированными повозками и колесницами, — он глянул на Хилала, — если местность позволит пустить их в ход. — Калиф перевёл взгляд на Куана. — А ещё мы будем сбрасывать на них гранаты с твоих летающих машин. — Он имел в виду воздушные шары, созданные Куаном.
— Ну да, конечно, — вставил Хилал с мягкой насмешкой в голосе. — И турки решат, что ты — джинн, летающий по воздуху. Мы уже слыхали эти россказни.
Калиф слегка поклонился.
— Куан создал эти легенды, переодеваясь мной.
— А, теперь я вижу разницу, — насмешливо согласился Хилал.
Калиф, однако, вовсе не склонен был насмешничать.
— Эти изобретения совершат чудеса, и я докажу это, всем вам докажу.
— Повелитель, тебе нет нужды убеждать нас в значении новых орудий, — сказал Хилал.
— Страх обратит в бегство воинов Мехмеда. Идёмте, я покажу вам кое-что. — Он поклонился Куану и добавил: — Теперь моя очередь изображать чародея. Первый урок... священного страха. Тебе понравится, Хилал, ты ведь терпеть не можешь всех, кто сохранил свои яички.
— Не всех, повелитель.
Калиф кивнул мальчику с окрашенными хной пальцами, и тот выбежал из комнаты, а калиф протянул книгу в сафьяновом переплёте Леонардо.
— Это твоё, маэстро, — сказал он и удалился в компании евнухов.
Леонардо пролистал книгу. На каждой странице был великолепно исполненный
На следующей странице были подробные наставления, как управлять монопланом.
— Куан, да ведь это куда лучше, чем я задумывал! — пробормотал Леонардо, восхищённо любуясь чертежом моноплана. Он помолчал, листая страницы с такой быстротой, словно мгновенно прочитывал их. — Он совершенно переработал мои изначальные наброски, а иные работы и вовсе целиком его. Я и представить себе не мог, что у него такой талант. Он всегда казался мне... подражателем, и больше ничего.
— Даже я недооценил его, — заметил Куан. — Мне и в голову не пришло, что он попытается сторговаться с Турком, будучи в доме калифа. В конце концов, ему ведь удалось стать главным изобретателем и мастером бомбард и пушек.
— Но он хотел быть капитаном инженеров.
— Фактически он и был им.
— Зачем же тогда этот титул дали мне? — спросил Леонардо, и лицо его вспыхнуло от унижения.
— Калифу нужны были плоды твоего воображения, маэстро, но он хотел также и всегда держать тебя под присмотром. У тебя репутация мастера, который не имеет привычки завершать свои заказы.
— Это был не заказ.
— Я думаю, Зороастро удалось поговорить с калифом, — сказал Куан, — и он представил тебя человеком творческим, но непрактичным.
— А себя, стало, быть... — Леонардо не было нужды завершать фразу; Куан согласно кивнул. — Но эти изобретения великолепны, — сказал Леонардо. — И ему удалось достичь влиятельного положения. Зачем же он рисковал всем, чего достиг, ради работы на турков?
— Быть может, по той же причине, по которой он улучшил твои творения.
— Что же это за причина?
— Его вина, — сказал Куан, придавая голосу лёгкий вопросительный оттенок.
Леонардо вдруг ощутил невыносимую тоску по дому и от всего сердца пожелал прямо сейчас, сию секунду вернуться во Флоренцию, в лёгкость юношеских лет, бывших, казалось, так недавно, и в этот миг увидел, как наяву, лицо Зороастро, когда он, Леонардо, унижал его в присутствии Бенедетто Деи. Тёплая волна раскаяния омыла его, и ему страстно, как никогда, захотелось хоть раз ещё поговорить с Зороастро.