Собор памяти

Дэнн Джек

Леонардо увидел впереди Уссуна Кассано. Царь скакал на огромном жеребце, подбадривая всеми способами своих солдат, обгоняя телохранителей и оказываясь вне их защиты — лишь бы доказать персам, что турок можно сбросить в реку. Он посылал своего коня в самую гущу боя, точно тот был не из плоти и крови, а из железа; он рубил и крошил врага, с каждым ударом приканчивая нового противника — воюющий титан, рыжеволосый олимпиец, испробовавший крови смертных. Меч он держал в левой руке, топор в правой, занося его широкой странной дугой, начинавшейся от левого плеча. Он был впереди своего войска, направляя и подбадривая его, и действительно, убить его означало

бы обратить в бегство всю армию персов. Телохранители старались не отставать от него ни на шаг, прикрывая его живой завесой. Увидев Хилала и Леонардо, Уссун Кассано остановился и направил коня к ним.

— Ну, и где же твой повелитель? — хрипло спросил он Хилала. Персидский царь с ног до головы был покрыт кровью и грязью. Лицо его почернело, губы казались мёртвыми. На нём была простёганная двойная куртка и тонкой работы кольчуга, но ни щита, ни лука — хотя за плечом болтался опустевший колчан. Леонардо вспомнил, как царь лежал на носилках в лагере Кайит Бея, с лицом, разрисованным наложницей, и ожидал своего сына. Сейчас он куда больше, чем тогда, походил на ангела смерти.

— Мы должны встретиться с ним здесь, — ответил Хилал.

— Сколько у тебя людей?

— Две тысячи, о великий царь.

— Две тысячи? И это всё, что смог послать твой калиф?

— Он ведёт с собой армию в сотню с лишним тысяч человек. Но у нас есть пушки и многоствольные орудия, изобретённые Леонардо. Наш повелитель надеялся, что, если мы прибудем первыми, наши орудия тебе пригодятся. Вот почему он велел нам идти вперёд с великим риском...

— Верно, верно! — прервал Уссун Кассано. — Владыка Миров, как всегда, был прав. Когда он должен прибыть?

Хилал покачал головой, давая понять, что не знает этого.

— Я надеюсь, к завтрашнему утру, или послезавтра, или...

— Как видишь, эмир Десяти Тысяч, наш центр помается, — сказал Уссун Кассано с явным нетерпением. — Если его прорвут, мои солдаты на флангах ударятся в бегство. Всё погибнет. Вы должны нацелить все свои пушки на наш центр, вот сюда, и стрелять всем, что имеете.

— Но, великий царь, так погибнут и твои собственные солдаты, — сказал Хилал.

— Они так или иначе погибнут. Я почти лишился войска. — Он с горечью взглянул на Леонардо. — Но цельтесь только в центр. Сможете вы сделать это сейчас?

— Сию минуту, — сказал Хилал, и Леонардо, удивлённый, обернулся было к нему.

— Леонардо, хочешь ли ты быть со мной? — спросил Уссун Кассано. — Ты сможешь уплатить свой долг, защищая мою шею от турецких сабель. — Он глянул на Хилала. — Если, конечно, ты, эмир, не найдёшь его талантам лучшее применение.

— Наш успех, великий царь, зависит сейчас единственно от точности наших канониров.

— Так как же? — спросил Уссун Кассано, повернувшись к Леонардо.

Леонардо решил отправиться в бой с Уссуном Кассано, держаться с ним по правую руку — царь сказал своим телохранителям, что Леонардо займёт именно это почётное место. К тому же это было относительно безопасно — Леонардо вместе с царём оказывался в кольце телохранителей. Однако угнаться за Уссуном Кассано оказалось делом не из лёгких. Он проскакал через ряды тяжёлой пехоты, раздавая приказы отходить от центра, но быть готовыми к атаке; потом собрал своих всадников и отвёл их западнее в притворном отступлении.

Видя это, турки решили, что персы и впрямь бегут, и бросились через реку в погоню; и в самом деле, Уссун Кассано пожертвовал многими своими

людьми, потому что не мог быть повсюду одновременно и не было времени передать его приказы по всей линии войска. Одни бежали в панике, преследуемые турками, других порубила турецкая кавалерия, стремившаяся добраться до Уссуна Кассано.

Царь мог лишь наблюдать за этим, и лицо его каменело, как от боли.

Однако турки уже ударили в центр персидского войска.

И тогда начался обстрел — снаряды, наполненные порохом и шрапнелью, взрывались с огнём и грохотом, разлетаясь смертоносными осколками. Это была сокрушительная, оглушающая, чудовищная музыка — гром, который не только сотрясал землю, но и сам воздух; грохот сопровождали вспышки неестественного света, словно в этом странном мире смерти, падали, разлетающихся внутренностей грохот грома был слышен прежде вспышки молнии. Снаряды рвались один за другим, разрывая на куски целые отряды; одним отрывало руки или ноги, другим безболезненно, как туго натянутой струной, срезало ухо или палец; третьих раздирало пополам; прямое же попадание превращало человека в груду молотого мяса, остававшуюся там же, где мгновение назад он стоял, живой и здоровый. Взрывы гремели непрерывно, и многоствольные пушки били и били, выкашивая, словно спелые колосья, и турок и персов.

Турки, понёсшие более тяжёлые потери, пришли в ужас, их обезумевшие кони метались из стороны в сторону и падали, скошенные летящими отовсюду смертоносными осколками.

Прошли считанные секунды, а может быть, и меньше — трудно сказать, потому что само время было обманчиво; но Уссун Кассано больше не мог ждать. Ещё не отгремели разрывы, сокрушавшие центр персидского войска, а он уже дал сигнал к наступлению. Несколько батальонов тяжёлой пехоты персов ударили в самый край левого фланга турецкой армии, который не подвергался обстрелу.

И вдруг канонада резко оборвалась.

Командир турецких янычар собрал уцелевших всадников, чтобы отразить удар персидской пехоты на левом фланге. Пока отряды лучников, собранные Уссуном Кассано, обстреливали турецкую пехоту, сам царь повёл свою конницу, напрямик через боевые порядки, обходя турок точно так же, как когда-то Александр Великий обошёл персидскую армию, разгромив её в битве при Граникусе [124] — и принялся рубить турок на левом, уже изрядно ослабленном фланге. За ним следовала лёгкая и тяжёлая пехота.

124

...как когда-то Александр Великий обошёл персидскую армию, разгромив её в битве при Граникусе. — Александр Македонский одержал победу над персидским войском на реке Граник в 334 г. до н.э.

Леонардо делал всё, что мог, чтобы защитить Уссуна Кассано, который, казалось, вовсе не ведал страха и своей отвагой воодушевлял персидских солдат. Они гнали турок, били их, рубили на куски, загоняли в реку, которая потемнела ещё больше, но на сей раз не от грязи; повсюду царили крики, смятение, кровь. Лишь недавно всё казалось потерянным — и вот они побеждали; конечно же персидский царь не был смертен, не мог быть из плоти и крови, не мог быть уязвим — нет, он был глазом бури, ветром, оседлавшим коня, даже когда конь под ним был убит. Леонардо отдал ему свою янычарскую кобылу, но ненадолго — очень скоро Уссун Кассано сам привёл ему другого коня.