Собор памяти
Шрифт:
Симонетта со смехом взъерошила его волосы:
— Нет, юный Никко, его зовут Куан Инь-ци, что, как он мне сказал, означает: «Властелин Перевала».
— Он выглядит чересчур театрально, — заметил Леонардо, наблюдая за нарочито преувеличенными жестами китайца. — Не думаю, чтобы другие его соотечественники держались именно так.
— Но ведь он такой, как ты, Леонардо! — Симонетта повернулась к нему, держа за руку Никколо, который тянул её к завлекательной потехе. — Он волшебник, гений, чарователь, актёр, колдун... и астролог.
— Я не астролог, — возразил Леонардо.
Смеясь, она подняла руку
— Вот видишь, малыш Никко, твой мастер не согласен, чтобы я называла его астрологом — но от всего прочего не отказался!
Леонардо и Сандро отстали от них.
— У тебя всё в порядке, Пузырёк? — шёпотом спросил Леонардо. Он принадлежал к тому тесному кружку друзей, которым Сандро позволял называть себя детским прозвищем. Сандро был довольно пухлым младенцем, потому отец и дал ему это насмешливое прозвание.
— А как же — если не считать того, что ты бросил меня с этим юным сластолюбцем.
— Никколо?
— Кто же ещё?
— Что он натворил? — спросил Леонардо, но тут же осёкся. — Ах да, эта служаночка... Я видел её наверху — она так раздвинула ноги, словно готова была принять в себя целый полк.
— Ну, насчёт полка я бы усомнился, — сказал Сандро, — но нашего юного Никколо она сожрала.
— Или он её.
— Мне не пришлось долго бродить в темноте под дверями, пока я искал его, — продолжал Сандро. — Она крикунья.
— и?..
— Ну, ясно было, что он уже начал; я решил, что лучше будет дать ему закончить.
Леонардо рассмеялся.
— Что ж, Никко был честен насчёт проституток: он прямо сказал мне, что они должны стать частью его воспитания. А замыслил это Тосканелли.
— Никогда бы не поверил!
— Да и я, по правде сказать, тоже, но от старика никогда не знаешь, чего ждать.
— Леонардо...
— Да, друг мой?
— Где ты был всё это время?
— Ты же видел, я уходил с Нери. — Леонардо стало не по себе. — Он настоял на том, чтобы устроить мне роскошную прогулку при свечах, которая закончилась оргией наверху — я в ней не участвовал.
— Я не щепетилен, — сказал Сандро. — Твоя личная жизнь — дело только твоё. Тебе не нужно ничего объяснять.
— Тогда в чём дело?
— Скажи, кто же тогда был твоим двойником?
Смекнув, что для Сандро открыть эту тайну — лишь дело времени, Леонардо ответил:
— Ладно, Пузырёк, ты не оставил мне выхода. Двойником был Нери, а он попросил кого-то сыграть себя. Я встретился с ним позже.
— Большую часть ночи я искал Симонетту, — сказал Сандро.
— А судя по румянцу на твоём лице, друг мой, я бы сказал, что ты немалую часть ночи гонялся за бутылочкой.
— Я выпил только один стакан, — возразил Сандро.
Леонардо не стал развивать эту тему.
— Я виделся наверху с мадонной, — сказал он, делая первый шаг. Ему придётся приложить все усилия, чтобы скрыть правду от Сандро. — Она, словно кошка, всё время в движении. — Сандро нахмурился, и Леонардо поспешно прибавил: — Это не оскорбление. Мы говорили о тебе.
— Да? — Сандро просветлел.
— Она верит, что твои картины дадут ей бессмертие. Разве может другой мужчина предложить ей больший дар?
— Правда, — согласился Сандро. — А ещё что-нибудь она тебе сказала?
— Сказала только, что не хочет причинять тебе боли.
— Что это значит? —
— Всего лишь то, что ты ей небезразличен.
— Но если это так, то...
— Она принадлежит Первому Гражданину, друг мой. — Леонардо вовсе не хотел тешить друга ложными надеждами, но что проку, если Сандро всё равно желал бы Симонетту вопреки любой логике.
— Её сопровождал... кто-нибудь?
— Ты видел здесь Лоренцо Великолепного или ещё кого-нибудь из Медичи?
— Нет.
— Ну, вот тебе и ответ.
Никколо метнулся к Леонардо и встрял в разговор:
— Пойдём же, пойдём, ты пропустишь всё!
Симонетта на миг повернулась к ним и едва заметно кивнула Сандро, а потом вновь устремила всё своё внимание на человека по имени Куан Инь-ци. Сандро, Леонардо и Никколо, перейдя зал, встали рядом с Симонеттой.
Куан Инь-ци был высок и хорошо сложен, но узкий чувственный рот и раскосые, широко поставленные глаза придавали его лицу холодное и высокомерное выражение. Зарубцевавшийся шрам сбегал слезой из уголка левого глаза, исчезая в путанице густой, безупречно чистой бороды.
— Могу я одолжить заколку или булавку у одной из прекрасных и высокочтимых дам? — спросил он. Он говорил на тосканском диалекте без ошибок, но слишком ровно и монотонно.
Симонетта плавно прошла сквозь толпу и протянула восточному чародею золотую булавку, которой был сколот её mantello — плащ.
— Вот, Куан, это подойдёт?
— Очень хорошо, мадонна Веспуччи, — сказал он, с поклоном принимая булавку. А потом поднял красный мешочек со стопки толстых, переплетённых в кожу книг, которые лежали перед ним на столе. Это были «De Arithmetica» Боэция, «Res Rustica» [50] Варра, «О восьми частях речи» Доната, «De Ponderibus» [51] Эвклида, одна из Орозиевых «Семи историй против язычников», тоненькая книжка анонимного автора с загадочным заглавием «Тайна Золотого Цветка» и богато украшенная, вся в драгоценных камнях, Библия, недавно переведённая с латыни на народный язык.
50
«Сельское дело» (лат.).
51
«О тяжести» (лат).
Теперь Леонардо было более чем интересно. Он читал все эти книги, кроме Орозия и той, анонимной, — она его заинтриговала. Ему захотелось вникнуть в книжку, извлечь из неё «тайну», в честь которой она была названа — но для этого нужно было дождаться, пока этот человек не закончит свой фокус.
Куан Инь-ци пододвинул Симонетте Библию.
— Не окажет ли мне мадонна честь, выбрав страницу?
— Вы хотите что-либо определённое?
— Нет, мадонна, подойдёт любая страница. Просто закройте глаза и наугад выберите страницу и строку... но сначала мне надо на время ослепнуть. — И, натянув на голову плотный мешочек, который до того прикрывал книги, он повернулся спиной к Симонетте. — Пожалуйста, не обижайтесь, мадонна. А теперь... прошу вас, выбирайте страницу.