Собор памяти

Дэнн Джек

Никколо подчинился и ел жадно, как обжора, даже пролил молоко на колени.

— Глядя на него, и не догадаешься, что он из хорошей семьи, — заметил Андреа, наблюдая, как Никколо набивает рот.

— Он просто расслабился, — сказал Леонардо. — Вспомни, каким он был суровым и церемонным, когда маэстро Тосканелли притащил его к нам.

— И то верно.

— Ну, а теперь выкладывай свои новости, — предложил Леонардо.

— Его великолепие сообщил мне, что моего «Давида» поставят в самом Палаццо Веккио, над главной лестницей. — Андреа не смог сдержать довольной усмешки.

Леонардо кивнул.

— Но

ты же наверняка знал, что для столь гениальной работы Лоренцо отыщет особо почётное место.

— Не знаю, Леонардо, кого ты хвалишь, меня или себя, — сказал Андреа, — в конце концов, ты ведь был моделью «Давида».

— Ты работал очень вольно, — возразил Леонардо, — Может, ты и начал с моих черт, но создал из частного нечто обобщённое. Похвала надлежит тебе.

— Боюсь, эта приятная беседа будет стоить мне и времени и денег, — вздохнул Андреа.

Леонардо рассмеялся.

— Правду сказать, сегодня я должен уехать из города.

Андреа поднял взгляд на летающую машину Леонардо.

— Никто не упрекнёт тебя, если ты откажешься от своей задумки или хотя бы позволишь кому-нибудь лететь вместо тебя. Тебе не нужно доказывать Лоренцо, каков ты есть.

Никколо глянул на них прямо и искренне.

— Я полечу на твоей механической птице, Леонардо.

— Нет, это должен быть я.

— Ты не уверен, что механизм заработает?

— Мне тревожно, — признался Леонардо — С моей Великой Птицей что-то не так, но я никак не пойму, что именно. Меня это убивает.

— Тогда ты не должен лететь!

— Она полетит, Андреа, обещаю тебе!

— Тогда возьми хоть день на подготовку — с моего благословения, — сказал Верроккьо.

— Премного благодарен, — отвечал Леонардо, и оба рассмеялись, зная, что Леонардо всё равно отправится за город, отпустит его Верроккьо или нет. — Ну, так какие же у тебя новости? — напомнил Леонардо.

— Сегодня утром его великолепие посетил нашу студию, — сказал Андреа.

— Он был здесь и ты не позвал меня? — сердито спросил Леонардо.

— Я было послал за тобой Тисту, но Лоренцо велел ему не тревожить тебя, если ты пишешь его маленькую Мадонну.

Леонардо застонал.

— Что бы ни заявлял Лоренцо, от этого ему не уйти, — продолжал Андреа. — Он покупает виллу Кастелло, и ему нужно обставлять её. А потому он, и Анджело Полициано, и ещё один чудной парень по имени Пико делла Мирандола пронеслись по этой бедной bottega как саранча, заказывая всё, что только можно себе представить: фонтаны, вилки, кубки, гобелены, садовые скамьи и cassone [60] . Когда обо всём было переговорено, порешили, что сундуками займётся Пьетро Перуджино, а наш милый Сандро напишет большую картину. Кое-что сделает Филиппо Липпи. Но работы более чем достаточно, и большая её часть — наша.

60

Ларь, сундук (ит.).

— Твоя, — поправил Леонардо, раздосадованный тем, что Лоренцо ничего не заказал лично ему.

— Ради Бога, Леонардо, не гляди так мрачно, — сказал Андреа. — Его великолепие не забыл про тебя. У меня, кстати, великолепная новость,

но сперва, должен признаться, мне хотелось немного подразнить тебя. Так что извини.

— Ладно. И что же это за новость? — с возросшим интересом спросил Леонардо.

— Лоренцо спрашивал, не соглашусь ли я отпустить тебя... — Андреа сделал драматическую паузу. — Он хочет, чтобы ты жил и работал в садах Медичи; особо его волнует восстановление античной статуи сатира Марсия. Тебе в общем-то придётся создавать её заново из старого камня.

— Но ведь это же ты работал над...

— У меня и так работы по горло, — сказал Андреа. — Но ты — мой прекрасный бывший ученик и будущий представитель у Первого Гражданина, — ты станешь частью двора Медичи. Станешь членом его семейства — как Сандро.

— А как же я? — вмешался Никколо. — Я пойду с тобой, Леонардо, или останусь с мастером Андреа?

— А чего хочешь ты? — спросил Андреа.

Глядя вниз, на поднос с едой, Никколо ответил:

— Думаю, мне будет лучше пойти с мастером Леонардо; к тому же этого хотел бы маэстро Тосканелли.

— Значит, решено, — польщённо сказал Леонардо.

— Ты хочешь сказать, что предпочитаешь общество Леонардо нашему? — спросил Андреа.

Никколо не подымал глаз, он смотрел на стол с таким упорством, словно хотел взглядом процарапать столешницу.

— Да ладно, ладно, — со смехом сказал Андреа. — Мы разрешаем тебе поднять голову от тарелки.

— А Сандро был с Лоренцо? — спросил Леонардо, чувствуя себя виноватым: он не разговаривал с другом с тех пор, как ушёл с вечеринки Нери вместе с Симонеттой и Никколо.

— Нет. — Андреа вздохнул. — Лоренцо сказал мне, что заезжал к нему домой, но влюблённый болван отказался покинуть постель. Снова убивается по Симонетте. Быть может, ты сумеешь подбодрить его добрыми вестями.

— Постараюсь.

— Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно. — Леонардо солгал, потому что Андреа интересовался его чувствами к Джиневре.

— Попробую поверить. — С этими словами Андреа подал Леонардо письмо. — Его принёс сегодня поутру слуга Николини. Не секрет, о чём оно?

— Николини желает, чтобы я начал писать портрет Джиневры, — проговорил Леонардо. — Он примет меня на следующей неделе. — Он чувствовал, как его затопляет гнев и — одновременно — тёплая волна предвкушения. По крайней мере, он будет видеть свою любимую Джиневру; однако предложение должно было исходить от отца Джиневры, а не от Николини. Воистину Николини отнял у де Бенчи всё: имя, честь, имущество пошли в приданое Джиневре. Какой бы кучи флоринов ни стоила старику Джиневра, она была bon marche [61] . Но надежда ещё есть, сказал себе Леонардо, спасибо Симонетте: её уловки уже подталкивают Лоренцо и Джулиано к действию. Наверняка скоро можно будет что-то сделать. В конце концов, союз Николини с семейством Пацци не делает его милее для Медичи. Николини может быть сколь угодно опытен в делах денежных и политических, но в делах любви его, возможно, удастся превзойти...

61

Выгодная покупка (фр.)