Собор памяти

Дэнн Джек

— Леонардо, — нетерпеливо проговорил Тосканелли, — Лудовико ещё хуже, чем Лоренцо. Если он примет тебя ко двору, это может угрожать его миру с Флоренцией. И ты думаешь, что он всерьёз считает тебя инженером? Тебя — художника Великолепного?

— Не знаю, — сказал Леонардо, — и более того — мне всё равно. Я пришёл сюда не затем, чтобы...

— Отправляться в путешествие? — договорил Куан. — Но что же ещё тебе остаётся?

Леонардо ничего не ответил, но соблазн был велик: он не мог не воображать летающих машин и начиненных порохом

снарядов, которые взрываются среди огромных армий и уничтожают их. Мысленным взором он видел пляску уничтожения и смерти; и его видения искорёженного металла и разодранных тел были столь же нейтральны и естественны, как зелёные холмы и оливковые деревья. Святой, великолепно отлаженный механизм природы.

Настойчивый стук в дверь прервал его грёзы.

— Что там, Филиппино? — крикнул Тосканелли одному из своих младших учеников.

— Там, снаружи... на улицах... беспорядки. Там солдаты, но они...

— Ну?..

— Это турки, маэстро. — Мальчик был заметно перепуган. — Они жгут город. Вы чуете дым?

Все бросились во двор. Сквозь узкие оконца виднелись силуэты солдат.

В дверь громко стучали.

— Открой, — велел Тосканелли, выглянув, — это Бенедетто и Зороастро.

— Зороастро? — удивлённо переспросил Леонардо.

Ученик Тосканелли отворил двери для Бенедетто Деи и Зороастро да Перетолы. С ними во двор вошёл офицер — в тюрбане, на боку скимитар в прекрасно украшенных ножнах, за спиной — щит с коршуном. На улице ждали два-три десятка мамлюков и по меньшей мере столько же всадников. Ученик Тосканелли принял этих рабов-солдат калифа вавилонского за турецких янычар. Видимо, они принадлежали к какому-то торговому каравану, потому что арабские кони были навьючены большими тюками — вероятно, с Дамаском, бархатом, златотканым шёлком... чудесами Флоренции.

— Что происходит? — спросил Тосканелли.

— Леонардо, — сказал Бенедетто, заметив друга, — это горит твой дом.

Когда караван переходил через мост Рубиконте, Леонардо снова увидел Джакопо Пацци: уличные мальчишки бросили труп в Арно. Теперь они бежали за ним по берегу, кричали и пели:

Старый Джакопо плывёт Вниз по Арно, точно плот...

Удивительно, но труп плыл по поверхности воды, словно пытаясь нагнать караван. Поглазеть на него собралась толпа.

А навязчивая песенка всё вертелась и вертелась в голове Леонардо.

До Венеции добирались две недели.

Леонардо, въехав в город, ощутил, что свободен. Воздух был чище, свет ярче, чем во Флоренции. В этом сияющем месте он мог рисовать, писать и думать — небо и вода здесь смешались так, словно были единым целым; и Леонардо чудилось, что довольно лишь раскинуть руки — и полетишь в воздушном

голубом море, среди облаков.

Но Леонардо не остался бы в Венеции. Сейчас уже каждая частица его трепетала от восторга и возбуждения, торопясь окунуться в приключения, исследования, новые земли.

Караван быстро, не останавливаясь, проследовал через город высоких шпилей и прекрасных, хотя и вонючих каналов к гаваням.

Деватдар, сопровождаемый Кристофоро Колумбусом и его офицерами, тепло приветствовал Куана и его спутников. Казалось, особенно он был рад увидеть Леонардо и Бенедетто Деи. С уверенностью короля он немедленно завладел Айше, которая незаметно отдалилась от Леонардо — и им овладело внезапное и удивившее его самого чувство потери. Айше словно исчезла — её место заняла высокая прекрасная незнакомка в шелках и длинной вуали.

Пред ним тихонько покачивались у причала корабли Деватдара: флагман венецианской постройки, ощетиненный вёслами и пушками, и две кургузые венецианские каравеллы с высоко поднятой кормой и большими латинскими парусами на носу и корме. На палубах стояли матросы и солдаты с арбалетами и фальконетами; над ними реяли яркие стяги длиной чуть ли не в сами суда. Паруса были спущены. Запахи свежей краски, пеньки, вара, свежеструганого дерева, смолы, жира, китового масла, одуряющая вонь из трюмов одновременно услаждали и отравляли воздух.

Леонардо охватила дрожь, когда он смотрел на эти суда, казалось скованные с морем рядами вёсел, которые держали наготове гребцы.

— Это прекрасно, маэстро Леонардо, что ты присоединился к нам, — сказал Колумбус; солнце покрыло его лицо веснушками и играло светлыми бликами в длинных рыжих волосах.

Леонардо отвёл взгляд от судов.

— Благодарю, — ответил он довольно холодно, всё ещё помня последнюю стычку с этим человеком. Возможно, Никколо прав в своём заключении — комманданте Кристофоро Колумбус и в самом деле безумен.

— У меня есть тайные мотивы для радости, друг мой, — сказал Колумбус. — Видишь ли, мы потеряли одного из лоцманов, а поскольку ты учился у маэстро Тосканелли и разбираешься в математике и навигации, да к тому же умеешь читать эфемериды...

— Я не моряк, — сказал Леонардо. — Бенедетто Деи, без сомнения, подойдёт вам больше.

— Тогда вы оба останетесь на моём корабле — вон на том. Это «Девота». — И он указал на каравеллу поменьше, с глубокой осадкой и латинским парусом.

Айше прошептала что-то Деватдару, и тот сердито покачал головой.

— Не тревожься, — сказал Бенедетто Леонардо, — шкипер поможет нам справиться. — И он быстро покачал головой, подавая Леонардо знак не спорить.

— Тогда решено, — сказал Деватдар. — С третьей вахтой отходим.

Множество оборванцев, среди которых были и совсем глубокие старики, суетилось на причалах, грузя на корабли большие запечатанные бочки с вином; матросы переносили привезённые караваном товары и вещи пассажиров.