Собор Святой Марии
Шрифт:
— Собираешься уходить, монах? — услышал он за спиной.
Жоан повернулся и увидел обессиленную вдову, всю в слезах.
Оба внимательно смотрели друг на друга.
— Жоан? — спросила женщина.
Эти карие глаза. Это лицо…
— Жоан? — настойчиво спросила она. — Жоан, я — Аледис. Ты помнишь меня?
— Дочь дубильщика… — не веря своим глазам, произнес Жоан.
— Что происходит, монах?
Мар подошла к двери. Аледис видела, с какой поспешностью Жоан повернулся к этой молодой женщине.
Монах метнул на нее растерянный
— Познакомься, это подруга детства. — Затем он обратился к Аледис и добавил: — А это Мар.
Обе поздоровались кивком головы.
— Это не место для разговоров, — голос солдата заставил всех троих повернуться. — Освободите проход!
— Мы приехали, чтобы увидеть Арнау Эстаньола, — сказала Мар, повышая голос.
Солдат посмотрел на нее сверху вниз, и на его губах появилась ухмылка.
— Менялу? — спросил он.
— Да, — подтвердила Мар.
— Генеральный инквизитор запретил пропускать к меняле.
Солдат уже поднял руку, собираясь оттолкнуть Аледис и Жоана.
— Почему запретил? — спросила Мар.
— Спроси об этом у монаха, — ответил тот, показывая на Жоана.
Когда все трое отошли от епископского дворца, Аледис спросила:
— Тебя, должно быть, вчера били, монах?
Жоан не ответил.
Она заметила, что доминиканец избегал смотреть на женщину с мулом, которая шла выпрямившись, решительно ведя за собой животное. Что могло произойти вчера? Мертвенно-бледное лицо Жоана казалось осунувшимся. Его спутница хотела видеть Арнау. Кто эта молодая женщина? Арнау был женат на баронессе, знатной особе, сопровождавшей его на помост у замка Монтбуй, когда он отменил дурные обычаи…
— Через несколько дней начнется суд над Арнау, — неожиданно сказал Жоан.
Мар и Аледис остановились. Монах прошел еще несколько шагов, пока не понял, что женщины не идут с ним.
Обернувшись, он увидел, что они стоят и молча смотрят друг на друга. «Кто ты?» — казалось, спрашивали глаза каждой из них.
— Я сомневаюсь, что у этого монаха было детство… а тем более подруги, — вымолвила Мар, вздернув подбородок.
Аледис не ответила ей. Мар продолжала гордо стоять, сверля незнакомку взглядом. Даже мул, который до этого спокойно стоял, навострил уши.
— Какая ты… недоверчивая, — сказала ей Аледис.
— Жизнь научила меня быть такой.
— Если бы двадцать пять лет тому назад мой отец согласился, я была бы женой Арнау.
— Если бы пять лет тому назад со мной обошлись как с человеком, а не как с животным, — холодно произнесла Мар и повернулась, бросив взгляд на Жоана, — я была бы рядом с Арнау.
Снова повисло молчание. Обе женщины неотрывно смотрели друг на друга, словно каждая из них пыталась оценить соперницу.
— Прошло двадцать пять лет, как я не видела Арнау, — призналась наконец Аледис. «Я не собираюсь вступать с тобой в борьбу», — читалось в ее глазах.
Мар переступила с ноги на ногу и ослабила узду мула. Ее взгляд перестал быть колючим.
— Я живу не в Барселоне, у тебя можно
— Я тоже живу не в Барселоне, — ответила та. — Я остановилась… с моими дочерьми в трактире Эстаньер. Но мы сможем все уладить, — добавила Аледис, увидев, что новая знакомая колеблется. — А он? — женщина кивнула на Жоана.
Обе посмотрели на монаха. С изможденным лицом, в грязной, изорванной одежде, болтающейся на его опущенных плечах, Жоан стоял на том же месте, где остановился.
— Он должен многое объяснить, — сказала Мар, — и может нам понадобиться. Пусть спит с мулом.
Жоан подождал, пока женщины снова отправятся в путь, и пошел вперед.
«А почему ты здесь? — спросит она меня. — Что ты делала во дворце епископа?» — думала Аледис, украдкой поглядывая на свою новую спутницу. Мар продолжала идти, таща за собой мула и не уступая дорогу тем, кто появлялся у них на пути. Что могло произойти между Мар и Жоаном? Монах выглядел совершенно подавленным… Как доминиканец мог допустить, чтобы какая-то женщина отправила его спать с мулом? Они пересекли площадь Блат. Аледис снова посмотрела на молодую женщину. Она уже призналась ей, что знает Арнау, но не сказала, что видела его в камере. А Франсеска? Что она должна сообщить о Франсеске?
Признаться, что она мать Арнау? Нет. Жоан с ней знаком и думает, что старуха — мать покойного мужа Аледис. Но что они скажут, когда их всех пригласят на процесс против Арнау? К тому же очень скоро выяснится, что она — публичная женщина, и что тогда?.. Наверное, им лучше ничего не говорить, но тогда как объяснить, что она делала во дворце епископа?
— О! — воскликнула Аледис, отвечая на вопрос Мар. — Я выполняла поручение мастера дубильщика моего покойного мужа. Когда он узнал, что я буду проезжать через Барселону…
Эулалия и Тереса смотрели на нее украдкой, не отрываясь от своих мисок. Они прибыли на постоялый двор и попросили, чтобы трактирщик принес третий тюфяк в комнату Аледис и ее дочерей. Жоан покорно согласился, когда Мар заявила, что он будет спать в хлеву с мулом.
— Слушайте наш разговор, — велела Аледис девушкам, — но ничего не говорите. Старайтесь не ответить ни на один вопрос и запомните: мы не знаем никакой Франсески.
Все пятеро принялись за еду.
— Итак, монах, — снова спросила Мар, — почему инквизитор запретил посещать Арнау?
Жоан не съел и кусочка.
— Мне нужны были деньги, чтобы заплатить охраннику, — ответил он усталым голосом, — а поскольку в лавке Арнау не было наличных денег, я приказал продать некоторые требования. Эймерик подумал, что я собираюсь опустошить сундуки Арнау и что тогда инквизиция…
В этот момент в трактир вошли сеньор де Беллера и Женйс Пуйг. Их лица расплылись в улыбке при виде девушек.
— Жоан, — сказала Аледис, — эти двое кабальеро вчера приставали к моим дочерям, и у меня создается впечатление, что их намерения… Ты не мог бы помочь мне, чтобы они больше не приставали?