Собор Святой Марии

Фальконес Ильденфонсо

— Как же тогда?.. — спросила Мар.

— Работа адвоката заключается в том, чтобы добиться добровольного признания еретика. Если бы он защищал еретика, он бы защищал ересь.

— Мне нечего признавать, — ответил Арнау молодому священнику, назначенному адвокатом.

— Это специалист по гражданскому и каноническому праву, — сказал Николау Эймерик, — а также энтузиаст веры, — добавил он улыбаясь.

Священник развел руками в знак бессилия — так же, как это сделал охранник камеры, когда настаивал, чтобы Арнау признался

в ереси. «Ты должен это сделать, — советовали ему, — ты должен положиться на милость трибунала». Адвокат повторил точно такой же жест — сколько раз он это делал, будучи адвокатом еретиков? — и, получив знак Эймерика, покинул зал.

— Потом, — продолжил Жоан по настоянию Аледис, — Арнау попросят назвать имена его врагов.

— Зачем?

— Если бы он назвал врагом кого-нибудь из свидетелей, трибунал мог бы посчитать, что донос объясняется враждой.

— Но Арнау не знает, кто на него донес, — вмешалась Мар.

— Нет. На данный момент нет. Потом он может узнать это… если Эймерик даст ему такое право. На самом деле Арнау должен был бы знать это, — добавил он, увидев недоумение на лицах своих собеседниц, — поскольку так приказал Бонифаций VII, но Папа очень далеко, и в результате каждый инквизитор ведет процесс так, как ему удобно.

— Я думаю, моя жена меня ненавидит, — ответил Арнау на вопрос Эймерика.

— По какой причине тебя ненавидит донья Элионор? — спросил инквизитор.

— У нас не было детей.

— А вы пытались завести их? У тебя с ней была близость?

Он поклялся на четырех евангелиях.

— У тебя с ней была близость? — повторил Эймерик.

— Нет.

Перо нотариуса забегало по бумаге, лежавшей перед ним. Николау Эймерик повернулся к епископу.

— Может, есть еще какой-нибудь враг? — спросил на этот раз Беренгер д’Эрилль.

— Знать моих баронских земель, особенно carldn из Монтбуя, — ответил Арнау, наблюдая за нотариусом, который продолжал писать. — Я также выносил приговор на многих процессах, будучи морским консулом, но думаю, что был справедлив по отношению к обвиняемым.

— Есть ли у тебя какой-нибудь враг среди священников?

К чему этот вопрос? У него всегда было хорошее отношение к Церкви.

— Помимо кого-нибудь из присутствующих…

— Члены этого трибунала беспристрастны, — перебил его Эймерик.

— Полагаюсь на это. — Арнау встретился взглядом с инквизитором.

— Еще кто-нибудь?

— Как вы знаете, долгое время я являюсь менялой. Возможно…

— Речь не о том, — снова перебил его Эймерик, — и не нужно размышлять сейчас, кто мог бы стать твоим врагом и по каким причинам. Если они есть у тебя, ты должен назвать их имена; в противном случае отрицать это. Есть или нет? — рявкнул Эймерик.

— Я не думаю, что есть.

— А потом? — спросила Аледис.

— Потом начнется настоящий инквизиторский процесс. — Жоан мысленно перенесся на

площади селений, в дома представителей местной власти, вспомнил бессонные ночи… но сильный удар по столу вернул его к действительности.

— Что это значит, монах? — крикнула Мар.

Жоан вздохнул и посмотрел ей в глаза.

— Инквизиция значит розыск. Инквизитор должен отыскать ересь, грех. Даже когда есть доносы, процесс не основывается на них и не ограничивается ими. Если обвиняемый не сознается, следует искать правду, которую он утаил.

— Каким образом? — спросила Мар.

Жоан зажмурился, прежде чем ответить.

— Если ты имеешь в виду пытку, то да, это одна из процедур.

— Что с ним будут делать?

— Возможно, до пытки не дойдет.

— Что с ним будут делать? — настойчиво повторила Мар.

— Зачем тебе это знать? — спросила Аледис, беря ее за руку. — Ты будешь мучиться, и только.

— Закон запрещает, чтобы пытка была причиной смерти или ампутации какой-нибудь части тела, — разъяснил Жоан. — И мучить можно только один раз.

Жоан видел, как обе женщины со слезами на глазах пытались успокоиться. Однако он помнил, как Эймерик пошутил над этим положением закона. «Non ad modum iterationis sed continuationis», — часто говорил он со странным блеском в глазах. «Не как повторение, а как продолжение», — переводил Николау для новичков, которые еще не владели латынью.

— Что произойдет, если его будут пытать, а он все же не сознается? — спросила Мар, всхлипывая.

— Его поведение примут во внимание при вынесении приговора, — без обиняков ответил Жоан.

— А приговор вынесет Эймерик? — спросила Аледис.

— Да, за исключением осуждения на пожизненный карцер или казнь на костре — в этом случае необходимо одобрение епископа. Однако, — продолжил монах, предвосхищая следующий вопрос женщин, — бывают случаи, когда после того, как трибунал сочтет, что дело завершено, он советуется с boni viri: от тридцати до восьмидесяти человек мирян должны высказать свое мнение по поводу виновности обвиняемого и наказания, которое он заслуживает. Тогда процесс затягивается на месяцы.

— И все это время Арнау будет сидеть в подземелье! — вскрикнула Аледис.

Жоан утвердительно кивнул головой, и все трое замолчали. Женщины погрузились в свои невеселые мысли, а Жоан вспомнил другое высказывание Эймерика: «Карцер должен быть мрачным подземельем, в которое не может проникнуть свет, особенно солнечный или лунный. Он должен быть суровым и тяжким, таким, чтобы укорачивал как можно сильнее жизнь преступника, вплоть до самой смерти».

Арнау стоял в центре зала, грязный и оборванный. Инквизитор и епископ склонили друг к другу головы и начали шептаться. Нотариус воспользовался этой паузой, чтобы привести в порядок свои бумаги, а четверо монахов-доминиканцев вперили взгляд в Арнау.