Собрание произведений. Т. III. Переводы и комментарии
Шрифт:
Итак, перед нами Аррий – первый древнеримский еврейский поэт. Правда, из его стихов до нас дошло чуть меньше полустроки, но изображенное Катуллом состояние стихий на родине Аррия и все, что мы знаем о такой поэзии из последующих эпох, заставляет думать, что в его творчестве заключался известный космический и моральный пафос.
О прочем см. в примечаниях.
491.
ЗВЕРИНЫЙ КРУГ ЛЮБВИ
Сочинение Ришара из Фурниваля
Все люди по естественным причинам желают знания. А поскольку никто не имеет возможности знать все (хотя
А потому Бог, в своей любви к человечеству желая удовлетворить все его нужды, даровал нам особое свойство ума, именуемое памятью. Эта память имеет две двери: зрение и слух. И к каждой из двух дверей ведет особый ход, а именно: очертание и описание. Очертание служит глазу, описание – уху. Как можно войти в дом памяти, понятно из того, что память, которая хранит сокровища знаний, приобретаемых умом человека посредством рассудка, относится к прошлому как к настоящему. Именно это выполняется очертанием и описанием. Ибо когда рассматривают начертанную историю Трои или иной местности, видят деяния героев прошлого, как будто они происходят сейчас. То же и описание. Когда слушают чтение стиха, услышанные приключения словно бы происходят в настоящем. А поскольку прошлое превращается в настоящее этими двумя – очертанием и описанием, совершенно ясно, что с их помощью можно добраться и до памяти.
И я – чью память Вы, о моя милая желанная прелесть, покинуть не можете: ведь в ней след любви, которую я испытывал к Вам, всегда о ней открыто объявляя, и я не мог бы добиться полного исцеления от этой любви: всегда остался бы след страданья, сколь бы я ни выказывал внешней сдержанности, – желаю вечно жить в Вашей памяти, если такое вообще возможно.
Итак, обе эти вещи я посылаю Вам в одной. Я направляю Вам в данном сочинении и очертание, и описание, так что когда меня не будет с Вами, сочинение это своими изображениями и речью восстановит мой образ теперь уже в Вашей памяти. И я покажу Вам, каким образом это сочинение содержит очертание и описание.
Что оно описывает словами, это понятно, ведь письмо осуществляется для изображения слов и для прочтения. При чтении написанное возвращается в словесную форму. Кроме того, понятно, что оно содержит очертание, ибо ни одна буква не существует, не будучи начертана. А также этому сочинению необходимы картинки, ведь звери и птицы по естественным причинам лучше узнаваемы, когда нарисованы, а не когда описаны.
И еще это сочинение представляет собой военный резерв всего, что я посылал Вам прежде. Подобно королю, который отправляется на войну за пределы своих владений и берет с собой лучших людей, а еще больше оставит для охраны королевства, но увидев, что взятых воинов ему не хватает, призывает всех, оставленных в резерве, так же следует поступить и мне. Ибо если я произносил и посылал Вам много прекрасных слов, но они как должно мне не послужили, придется организовать все средства в резервную силу в этом последнем моем сочинении. Хоть Вы меня и не полюбили, но есть в нем вещи, которые с наслаждением видеть будет глаз, слышать ухо и вспоминать память.
Поскольку же это сочинение и есть мой главный резерв, а равно и последняя надежда из всех, кои я в состоянии изобрести, мне приходится говорить более сильной речью, нежели прежде, как оно следует из природы Петуха.
Ибо
Причина, по которой голос отчаявшегося громок, обнаруживается, я думаю, в свойствах зверя, влагающего все свои силы во ржание, отвратительные звуки коего всякого устрашат. Зверь этот Дикий Осел. Ибо природа его такова, что он особенно не вопит, пока не изголодается, но если он при этом пищи для насыщения найти не сможет, то принимается истошно ржать, разрываясь на части. С тем и мне следует, обнаружив, что нет у Вас милосердия, совершить более великое усилие, нежели когда-либо прежде, и не с громким пением, но с могучей всепроникающей речью. Я вынужден был отказаться от пения и сообщу, по какой причине.
Ведь Волк и свойства его таковы, что если человек его увидит первым, тут же утратит этот хищник всю свою силу и отвагу. Если же Волк первым человека увидит, то потеряет тот человек голос и станет безгласным. То же бывает и в любви между мужчиной и женщиной. Ибо когда между ними любовь и мужчина узнает первым прямо от дамы, что она его любит, а также если он сможет ее осведомить о том, что он это знает, то с этого мига теряет она отвагу и отказать ему уже не способна. Но поскольку я обуздать себя не мог и не удержался от предъявления Вам моего сердца прежде, чем узнал что-либо о Вашем, Вы от меня увернулись. Я сам слышал, как Вы об этом однажды сказали. И поскольку меня таким образом «видели первым», я должен был в итоге, сообразно с природою Волка, утратить голос. Это одна из причин, почему данное сочинение не в стихах, но написано обычной речью.
Следующая причина того же обнаруживается в Сверчке, который так ради меня постарался. Вы же знаете, что это несчастное создание настолько пренебрегает пищей и поисками ее и так восхищено бывает пением, что с песнею умирает. Я ему не последую, ибо пение послужило мне так мало и столь плохо, что доверить себя песне означало бы для меня предаться саморазрушению, и песня бы меня не спасла.
Более того, я обнаружил, что в час, который я посвящал пению и сочинял лучшие стихи, дела мои обстояли наихудшим образом, как оно бывает с Лебедем. Ведь есть страна, где Лебедь поет так вольно и легко, что может даже подпевать арфе (вроде барабанщика, который умеет подыграть флейте), особенно в течение года, когда ему предстоит умереть. И, услыхав широкие напевы, говорят: этот Лебедь в нынешнем году умрет, – как и о ребенке, обнаруживающем особый блеск, приходится слышать, что он в этом мире проживет недолго.
И вот, говорю я Вам, опасаясь погибнуть как Лебедь – в миг моего прекрасного пения, и как Сверчок – когда я пою всего привольней, я откинул искусство песни при построении этого моего резерва и отправляю его Вам в виде некоего полемического рассуждения. Ибо с того времени как Волк увидел меня первым, то есть когда я уразумел, что люблю Вас, прежде чем понял, какая судьба моей любви уготована, мне было предназначено утратить голос. Увы! Как часто я каялся, что обратился к Вам с мольбой и утратил сладостное общение. Если бы я мог действовать как Пес, который, изрыгнув съеденное, возвращается к своей блевотине и опять ее пожирает! Я с наслаждением сотни раз сожрал бы мое просочившееся сквозь зубы ходатайство!