Собрание сочинений Том 2
Шрифт:
— Да и все пойдут.
— Как кому угодно.
— Пойдемте и мы, Лизавета Егоровна.
— Я непременно пойду, — ответила Лиза.
— Не советую, кузина.
— Да чего же вы опасаетесь за вашу кузину?
— Кто знает, что может случиться?
— Помилуйте! Я маркиза хорошо знаю. Если не ошибаюсь, вы говорите о маркизе де Бараль?
— Да.
— О, пойдемте, Лизавета Егоровна!
— Да, я непременно пойду.
— А теперь мне пора; мне еще нужно обойти свою палату.
Розанов стал
Стариков здесь не было.
— Вы хорошо знакомы с маркизой? — спросила его Лиза.
— Да.
— Настолько, что можете познакомить с нею другое лицо?
— Да.
— Я о ней уж очень много слышу интересного.
— Хотите, я ей скажу?
— Да я уж вам говорил, кузина, — вмешался Серж, — что это и я могу сделать.
— Как, ты берешься, Серж! — заметила Богатырева.
— Отчего же не браться-с?
— Она не чванлива, — примирительно сказал доктор.
— Да, может быть; но у ней столько серьезных занятий, что я не думаю, чтоб ей доставало времени на мимолетные знакомства. Да и Лизанька ничего не найдет в ней для своих лет.
— Отчего же? — опять примирительно произнес Розанов.
— Нет, оставьте, Дмитрий Петрович, не надо, — спокойно ответила Лиза, не глядя на тетку, и Розанов ушел, давши Бахаревым слово навещать их часто.
Только что Розанов зашел за угол, как нос к носу встретился с Белоярцевым.
— Куда это вы? — спрашивает его.
— К вам, в морельницу.
— Что у вас там за дело?
— Барышню знакомую навестить.
— Какую барышню?
— Есть там, в седьмой палате, весьма приятная барышня.
— А, в седьмой! Навестите, навестите. Сзади бросишь, впереди найдешь.
— Беспременно так, — отвечал, смеясь, Белоярцев.
Они взяли извозчика и поехали вместе. Было довольно холодно, и Белоярцев высоко поднял воротник своего барашкового пальто.
— Что вы Райнера давно не видали? — спросил Розанов.
— Давно. Он, сказывал, совсем собрался было в Петербург и вдруг опять вчера остался.
— Вчера?
— Да, вчера Персиянцев видел его у маркизы.
— Доктор! доктор! — позвал женский голос.
— Вот она на помине-то легка, — произнес Белоярцев, еще глубже вдвигая в воротник свой подбородок.
Розанов встал и подошел к маркизе, которая остановила своего кучера.
— Мой милый! — начала она торопливее обыкновенного, по-французски: — заходите ко мне послезавтра, непременно. В четверг на той неделе чтоб все собрались на кладбище. Все будут, Оничка и все, все. Пусть их лопаются. Только держите это в секрете.
— Да что же здесь за секрет, маркиза?
— Гггааа! Как можно? Могут предупредить, и выйдет фиаско.
— Во второй раз слышу и никак в толк не возьму. Что ж тут такого?
— О, конечно! Зачем рисковать попусту; но, понимаете, ведь это протест. Ведь это, милый, протест!
— Не понимаю.
— Гггааа! Приходите, я вам многое сообщу.
— Что она вам рассказывала? — спросил Белоярцев.
— Черт знает, что это такое. Вы не слыхали ни о какой панихиде?
— Слышал.
— Ну вот в секрете держать, говорит, дело важное.
Белоярцев вместо ответа проговорил:
Черная галка, Чистая полянка, Ты же, Марусенька Черноброва, Врать всегда здорова.— Что вы думаете, это неправда?
— Кто же их знает.
— Да какое же это может иметь политическое-то значение?
— Ничего я в политике не понимаю.
— Опять увертываться.
— Чем? Надоедаете вы мне, право, господа, вашими преследованиями. Я просто, со всею откровенностью говорю, что я художник и никаких этих ни жирондистов, ни социалистов не знаю и знать не хочу. Не мое это дело. Вот барышни, — добавил он шутя, — это наше дело.
— Экая натура счастливая! — сказал Розанов, прощаясь с Белоярцевым у дверей своей палаты.
— Что, вы слышали новость-то? — спросил Розанов, зайдя по окончании визитации к Лобачевскому.
Лобачевский в своей комнате писал, лежа на полу. От беспрерывной работы он давно не мог писать сидя и уставал стоять.
— Слышал, — отвечал он, пожав плечами и бросив препарат, который держал левой рукою.
— Ну, и какого вы мнения?
— Мнения скорбного, Розанов.
— А я думаю, что это вздор.
— Вздор! Нет, покорно вас благодарю. Когда гибнет дело, так хорошо начатое, так это не вздор. По крайней мере для меня это не вздор. Я положительно уверен, что это какой-нибудь негодяй нарочно подстраивает. Помилуйте, — продолжал он, вставая, — сегодня еще перед утром зашел, как нарочно, и все три были здоровехоньки, а теперь вдруг приходит и говорит: «пуздыхалы воны».
— Да вы о чем это говорите? — спросил удивленный Розанов.
— А вы о чем?
Розанов рассказал свои разговоры с маркизою и молодым Богатыревым.
Лобачевский плюнул и рассмеялся.
— Что?
— Слышал я это; ну, да что нам за дело до этих глупостей.
— А вы о чем же говорили?
— Кролицы мои издохли.
Теперь Розанов плюнул, и оба расхохотались.
— Экой вздор какой вышел, — произнес Розанов.
— Да еще бы вы с таким вздором приехали. Ведь охота же, право, вам, Розанов, бог знает с кем якшаться. Дело бы делали. Я вот вас запречь хочу.