Собрание сочинений Том 2
Шрифт:
Розанов чуть было не заикнулся о Лизе, но ничего не сказал и уехал, думая: «Может быть и к лучшему, что Лизавета Егоровна отказалась от своего намерения. Кто знает, что выйдет, если они познакомятся?»
Предсказания Розанова сбылись вполне: никто не помешал панихиде * , тревожившей маркизу. Радость на Чистых Прудах была большая; но в этой радости было что-то еще более странное, чем в том непонятном унынии,
— Слышали вы? — спрашивала она, встречая Розанова.
— Я сам был, — отвечал Розанов, догадавшись о чем идет дело.
— Гггааа! это ужасно! Оничка шел и все… Пусть лопаются.
«Фу ты, дьявол возьми, что это такое! — думал Розанов, — из-за чего это у нее сыр-бор горит?»
— Ужасно, — рассказывала маркиза другим. — Народ идет, и Оничка идет, и все это идет, идет…
«Эк, черт возьми, фантазирует», — думали другие.
— Теперь уж не удержать, — радостно смеясь, замечала маркиза, — общество краснеет.
Некоторые, точно, краснели. В числе краснеющих был Розанов, Райнер и Рациборский.
В тот вечер, когда происходил этот разговор, было и еще одно существо, которое было бы очень способно покраснеть от здешних ораторств, но оно здесь было еще ново и не успело осмотреться.
Маркиза возвещала об этом существе необыкновенно торжественно.
— Какую я, батюшка, девочку приобрела! — говорила она Розанову, целуя кончики своих пальцев, — материял. Мы за нее возьмемся.
— Какую я, батюшка, девочку приобрела! — говорила она Рациборскому, целуя кончики своих пальцев, — материял. Мы за нее возьмемся.
То же самое. она сказала и Бычкову, и Белоярцеву, и Брюхачеву.
Белоярцев сейчас же усики по губке расправил и ножки засучил, как зеленый кузнечик: «мы, дескать, насчет девочки всегда как должно; потому женский пол наипаче перед всем принадлежит свободному художеству».
Этим временем в гостиную из задних комнат вошли три девушки. Одна из них была Рогнеда Романовна, другая — дочь маркизы, а третья — Лиза.
Лиза-то и была тот материал, о котором говорилось.
Пренеприятно было маркизе, что Розанов оказался старым знакомым Лизы.
Она о нем
— Материял, — говорила она. — Неглуп, связи имеет и практичен! Мы за него возьмемся.
— Кто же это такой? — пытала Лиза.
— Увидите, мое дитя, — отвечала таинственно маркиза.
А тут вышло, что и глядеть им друг на друга нечего.
Другим Лиза не понравилась. Брюхачев сказал о ней, что это сверчок, а Белоярцев буркнул: «карандаш».
Так она в этот вечер и звалась «карандашом».
Лизу теребили нарасхват и не давали Розанову сказать с нею ни одного слова.
Розанов только знал, что Лиза попала сюда «сама», но как это она сама сюда попала — он не мог добраться.
От маркизы честная компания зашла в Барсов трактир и, угощаясь пивом и прочими назидательностями, слушала белоярцевские предположения насчет «карандаша» в натуре.
Райнера здесь не было, а Розанов все мог слушать, и его способность слушать всенасчет Лизы через несколько страниц, может быть, и объяснится.
По привычке возиться в грязи и тине Розанов не замечал некоторой особенной теплоты в участии Лизы и, не будучи сам циником, без особого возмущения мог слушать о ней такие разговоры, которых Лиза не могла слышать на губернаторском бале о Женни.
То прекрасное качество, которое благовоспитанные люди называют «терпимостью», в некоторых случаях было усвоено Розановым в весьма достаточном количестве. Он не вытерпел бы, если бы Лизу злословили, ну а цинически разбирать женщину? — Это что же? Это не вредит. Остановить — в другом месте заговорят еще хуже.
Прошло некоторое время. Бахаревы переехали на собственную квартиру; Лиза еще побывала раза три у маркизы; доктор досконально разузнал, как совершилось это знакомство, и тоже наведывался.
Победный дух маркизы все еще торжествовал, но торжество это начинало приедаться.
С неимоверною быстротою сведения о городских со студентами событиях облетели Москву * , и Розанов с яростнейшим негодованием бросился к маркизе.
Он весь дрожал от бессильной злобы.
Маркиза сидела на стуле в передней и вертела пахитосную соломинку. Перед нею стоял Брюхачев и Мареичка. Брюхачев доказывал, что студенты поступают глупо, а маркиза слушала: она никак не могла определить, какую роль в подобном деле приняла бы madame Ролан.
Розанов рыкнул на Брюхачева и сказал:
— Все это вздор; надо стоять там, где людей бьют, а не ораторствовать.
Это было в четвертом часу пополудни.
Лобачевский посмеялся над подбитым носом Розанова и сказал:
— Так вам и следовало.
— За что же это? — спросил Розанов.
— Так, чтоб не болтались попусту.
Розанов немножко рассердился и пошел в свою комнату.
— Я у вас одну барышню велел дегтем помазать, — крикнул вслед ему Лобачевский.
— Какую это?
— Там увидите, — на пятой койке лежит.
— А вы были в моей палате?
— Надобно ж было кому-нибудь посмотреть на больных, — отвечал Лобачевский.