Собрание сочинений Том 2
Шрифт:
Швейцар позвонил два раза и передал карточку появившемуся на лестнице человеку, одетому, как одеваются некоторые концертисты.
Артист взял карточку, обмерил с верхней ступени своего положения стоявшего внизу Розанова и через двадцать минут снова появился в зеленых дверях, произнеся:
— Барон просит господина Розанова.
Дмитрий Петрович поднялся по устланной мягким ковром лестнице в переднюю, из которой этот же концертист повел его по длинной анфиладе комнат необыкновенно
В конце этой анфилады проводник оставил Розанова, а через минуту в другом конце покоя зашевелилась массивная портьера. Вошел небольшой человек с неизгладимыми признаками еврейского происхождения и с непомерными усилиями держать себя англичанином известного круга.
Это и был барон Альтерзон, доселе не известный нам муж Софьи Егоровны Бахаревой.
— Розанов, — назвал себя Дмитрий Петрович.
Альтерзон поклонился молча и не вынимая рук, спрятанных до половины пальцев в карманы.
— Я имею к вам дело, — начал стоя Розанов.
Альтерзон снова молча поклонился.
— Извините меня, я не люблю разговаривать стоя, — произнес Розанов и, севши с нарочитою бесцеремонностью, начал: — Само собою разумеется, и вам, и вашей супруге известно, что здесь, в Петербурге, живет ее сестра, а ваша свояченица Лизавета Егоровна Бахарева.
— Да-с, — процедил Альтерзон.
— Она сама не может быть у вас…
— Да мы и не можем ее принимать, — подсказал Альтерзон с сильным еврейским акцентом.
Розанову показалось, что он когда-то и где-то слыхал этот голос.
— Отчего вы не можете ее принимать? — спросил он довольно мягко.
— Оттого… что она себя так странно аттестует.
— Как же это, позвольте узнать, она себя так аттестует, что даже родная сестра не может ее принять?
— Моя жена принадлежит к известному обществу, мы имеем свою репутацию, — надменно произнес Альтерзон.
Розанов посмотрел на барона, и еще страннее ему показалось, что даже черты лица барона ему не совсем незнакомы.
— Лизавета Егоровна такая честная и непорочная в своем поведении девушка, каких дай нам бог побольше, — начал он, давая вес каждому своему слову, но с прежнею сдержанностью. — Она не уронила себя ни в каком кружке, ни в коммерческом, ни в аристократическом.
— Я знаю, что она девица образованная.
— Но что же такое-с?
— Она живет в таком доме!
— Гм! Вы это говорите так, что, кто не знает Лизаветы Егоровны, может, по тону вашего разговора, подумать, что сестра вашей жены живет бог знает в каком доме.
— Да это почти все равно, — отвечал Альтерзон, топорщась индейским петухом.
Розанов вспыхнул.
— Ну, это только показывает, что до вас о житье Лизаветы Егоровны доходили
— Мы не собираем о ней никаких слухов, — процедил Альтерзон с презрительной гримасой.
— Впрочем, мы можем оставить этот спор, — примирил Розанов.
— Я тоже так полагаю, — еще обиднее заметил Альтерзон.
«А дьявол тебя побирай, жида шельмовского», — подумал Розанов, но опять удержался и заговорил тихо:
— Лизавете Егоровне очень нужны небольшие деньги.
— Она получает, что ей назначено.
— Да, но она хочет получить разом несколько более, в счет того, что ей будет следовать по разделу.
— По какому разделу?
— По разделу их наследственного имения.
Альтерзон оттопырил губы и помотал отрицательно головою.
— Как прикажете понимать это ваше движение? — спросил Розанов.
— Я ничего в этом деле не знаю. Я знаю только, что Лизавета Егоровна была непочтительная дочь к своим родителям.
— Так что же, она лишена наследства, что ли?
— Я так полагаю. На это есть духовное завещание матери.
— Это басни, — воскликнул Розанов. — Именье родовое, отцовское.
— Это до меня не касается.
— Конечно, — на это есть суд, и вы, разумеется, в этом не виноваты. Суд разберет, имела ли Ольга Сергеевна право лишить, по своему завещанию, одну дочь законного наследства из родового отцовского имения. Но теперь дело и не в этом. Теперь я пришел к вам только затем, чтобы просить вас от имени Лизаветы Егоровны, как ее родственника и богатого капиталиста, ссудить ее, до раздела, небольшою суммою.
— Какою, например?
— Ей нужны две тысячи рублей.
— И это вы называете небольшою суммою!
— Относительно. Для состояния, которое должна получить Лизавета Егоровна, и тем более для вашего состояния, я думаю, что две тысячи рублей можно назвать совершенно ничтожною суммою.
— Моего состояния никто не считал, — заносчиво ответил Альтерзон.
— Но вы известный негоциант!
— Так что ж! Мне мои деньги нужны на честные торговые обороты, а не на то, чтобы раздавать их всякой распутной девчонке на ее распутства.
— Что! — крикнул, весь позеленев и громко стукнув по столу кулаком, Розанов.
Альтерзон вздрогнул и бросился к сонетке.
Розанов ожидал этого движения. Одним прыжком он кинулся на негоцианта, схватил его сзади за локти.
— Ты знал Нафтула Соловейчика? — спросил он Альтерзона.
— Знал, — довольно спокойно для своего положения отвечал Альтерзон. — Соловейчик мне подарил несколько корректур, на которых есть разные поправки.
— Да, — ну так что ж?