Собрание сочинений (Том 4)

Лиханов Альберт Анатольевич

– Ты что?
– тревожно спросил я.

– Вот смотрю на тебя, - ответил дедушка.

– Я думал, что-нибудь случилось, - сказал я.
– Мне показалось...

Я сел. Накинул шинель на плечи. Прислонился к спинке дивана.

Я посмотрел на деда, и отчего-то мне снова стало смертельно жалко его. Как тогда, в самом начале, когда он шел по улице и молочные бутылки постукивали в его авоське. Мне захотелось обнять его. Прижаться к нему покрепче. Сказать самые хорошие слова, какие только бывают на свете.

Но

я улыбнулся.

Я не обнял его и не сказал самых хороших слов, а только улыбнулся и спросил:

– Помнишь, ты обещал рассказать мне свою военную тайну?

Он качнул головой.

– Не сейчас. Но расскажу. Кажется, совсем скоро.

Я запомнил эти его слова. Они пронзили меня почему-то. Но я улыбнулся снова, кивнул и спросил:

– О чем ты думаешь?

– О тебе, - сказал дедушка серьезно. Глаза у него были все такие же грустные.
– О тебе, - повторил он снова. Добавил: - И обо мне.

– Я тоже часто думаю о нас с тобой, - сказал я.
– О тебе и обо мне. Я думаю, как трудно быть тобой. Не генералом, нет, не подумай. А тобой. Вот тобой, понимаешь?

Он прикрыл глаза, усмехаясь, потом произнес:

– Очень жалею, что мы с тобой жили так мало вместе. Не могу себе простить. Но видишь, как получилось? Я служил, а у папы своя работа. И я очень жалею. Есть вещи поважнее службы, работы, долга. Есть вещи, которые превыше всего.

Я его не очень понимал. Я смотрел на деда широко раскрытыми глазами. Он будто бы не слышал меня. Сказал:

– Ничего. Подрастешь - поймешь. Только запомни навсегда: у человека должно быть продолжение. Это высшее счастье.

Я его понял. Я знал, что такое продолжение.

– Как у березы?
– спросил я.
– Или у ели. Пихты. Кедрача. Семечки разносит ветер, и из земли всходят новые березы. А потом опять, опять.

– Нет!
– сказал дед.
– Нет, нет и нет! У людей должно быть по-другому. У людей - новые люди должны быть лучше и лучше. Не такими же, нет. Только лучше! Всегда лучше! Запомни это!

Я отвел глаза в сторону.

– Прости, - сказал я негромко.

– Я тебе верю, - сказал дед, - помни это.

В комнате стало тихо. Только где-то тикали часы.

– Скоро каникулы, - сказал дедушка негромко.
– Давай проведем их вместе. Иннокентий Евлампиевич выходит из больницы.

– Давай!
– воскликнул я, и мне представилась тайга, и мы идем с дедом на лыжах, а за спиной у нас ружья, или едем на автобусе в большой город, или сидим в кино, тесно прижавшись друг к другу.

А вышло по-другому. Вышло еще замечательней...

СПЯЩИЙ ПОСЕЛОК

Начало светать. Дед тревожно ходил по кабинету. Потом стал звонить. Телефоны не отвечали.

– Что-то случилось, - сказал он.
– Слышишь, и моторы не работают.

Правда, на улице стало тихо. Всю ночь носились самосвалы, тарахтели вдали снегоочистители, и

вдруг все стихло.

– В чем дело?
– возмутился дед и стал надевать шинель, чтобы выйти.

Но тут дверь распахнулась.

На пороге стояли отец и начальник стройки. Краснощекие и веселые, будто и не было трех тяжелых дней, трех бессонных ночей.

– Ну все!
– сказал начальник стройки.
– Поздравляю, Антон Петрович!

Дед сел в кресло, вставил сигарету в мундштук.

– Совсем спятил, - сказал он, - ведь карта перед глазами, знаю прекрасно, что заканчиваем, а испугался, когда стихло.

Он посмотрел на отца, на начальника стройки, на меня. Сказал негромко:

– Как тогда...

Папа и начальник стройки сидели на диване рядом со мной и улыбались.

– Знаете, - сказал дедушка, - есть такое чувство: страх тишины. Когда мы под Берлином стояли, бои очень сильные шли. Сколько ребят полегло... И вдруг - тишина. Я волнуюсь: в чем дело, почему тихо? Приказываю укрепить оборону. Выдвинуть усиленные посты. И вдруг - звонок. Оказывается, все. Капитуляция. Война кончилась. А ведь тоже знал, что победа. Уверен был, часы считал. А тишины испугался. С непривычки.

Начальник стройки встал. Подошел к деду. Взял обеими руками его руку. Крепко сжал. Сказал:

– Спасибо сердечное, Антон Петрович!

– Вот уж не за что!
– ответил дед.
– Ну а если погоны мои помогли, военный авторитет, за это спасибо не мне говорите. Армии.

Вышли мы втроем на улицу: дедушка, отец и я.

Отправились домой.

Поселок умер словно. Стоят на дороге самосвалы. Шоферы в них спят. Бульдозеры стоят. Тяжелая артиллерия - роторные снегоочистители. Солнце поднимается, а поселок спит. Устал. Три дня и три ночи работал. А теперь спит.

Мы идем по улице, и нам навстречу выбегает почтальонша. Веселая, румяная. И две толстенные сумки у нее впереди.

– Милая!
– крикнул весело дед.
– Тебе же тяжело, давай поможем!

– Что вы, товарищ генерал!
– крикнула почтальонша.
– Я привычная, товарищ генерал! Это просто почта за три дня, товарищ генерал!

– Ну вот, - сказал отец, - и почта заработала. Значит, все в порядке.

Мы кивнули почтальонше, вдохнули побольше свежего воздуха и зашагали вперед, взявшись за руки. Трое: дедушка, папа и я.

А дома, когда пришли, увидели такую картину. Мама спит одетая. Даже в валенках. Только телогрейку успела снять.

Мы поглядели на нее и тихонько засмеялись. Чтобы не разбудить.

А потом разделись и уснули сами.

ТЕЛЕГРАММЩИК

Я потом часто думал - вот странно устроено. Если тебе хорошо было, так и жди, скоро станет грустно. Или не повезет, и настроение сразу испортится. Или кто-нибудь скажет обидное.

Не успели мы выспаться, как пришел тот человек. Телеграммщик.