Собрание сочинений в 12 т. Т. 11
Шрифт:
– Да, в море, - с полнейшим спокойствием подтвердил Ксирдаль, который, как подобает истому математику, испытывал лишь удовлетворение от сознания, что расчеты его были так поразительно точны.
Но тут же перед ним встала и другая сторона вопроса.
– Вот дьявольщина!
– проговорил он уже по-иному, нерешительно взглянув на крестного.
Лекёр старался сохранять спокойствие.
– Послушай, Зефирен, - заговорил он благодушным тоном, каким принято говорить с детьми.
– Не станем же мы сидеть сложа руки? Произошла ошибка - нужно ее исправить. Раз уж ты сумел достать болид
– Вам представляется, что это просто!
– сказал Ксирдаль, покачивая головой.
– Я воздействовал на метеор, когда он находился на высоте четырехсот километров. На этом расстоянии земное притяжение оказывало влияние лишь в такой мере, в какой количество энергии, которым я воздействовал на одну из его сторон, было достаточно, чтобы вывести его из равновесия. Теперь все обстоит иначе. Болид находится гораздо ниже, и земное притяжение влияет на него так сильно, что незначительное увеличение или уменьшение энергии ничего уж не изменит. С другой стороны, если абсолютная скорость движения болида и уменьшилась, то зато значительно возросла его угловая скорость. Он сейчас проносится с быстротой молнии, и у нас не хватит времени, чтобы успеть оказать на него воздействие.
– Значит, ты ничего не можешь сделать?
– произнес Лекёр, кусая губы, чтобы сдержать гнев.
– Я этого не сказал, - поправил его Зефирен Ксирдаль.
– Но это дело трудное. Попытаться, разумеется, можно…
И он действительно «попытался» с такой настойчивостью, что 17 августа уже считал себя вправе надеяться на успех. Болид, отклонившись от своего пути, должен был упасть целиком на твердую почву, метрах в пятидесяти от берега - расстояние достаточное, чтобы исключить всякую опасность.
К несчастью, однако, в последующие дни разыгрался страшный шторм, который с неимоверной силой потряс корабли, стоявшие на упернивикском рейде, и пронесся по поверхности всего земного шара, так что Ксирдаль с полным основанием стал опасаться, что траектория болида может измениться под влиянием такого бурного передвижения огромных воздушных масс.
Этот шторм, как уже известно, улегся в ночь с 18-го на 19-е, но жители сторожки не воспользовались отдыхом, который им предоставила успокоившаяся стихия. Ожидание грядущего события не позволило им ни на минуту сомкнуть глаз. Полюбовавшись в половине одиннадцатого вечера заходом солнца, они менее чем через три часа снова увидели дневное светило, поднимавшееся в почти свободном от облаков небе.
Падение произошло точно в час, назначенный Ксирдалем. В шесть часов пятьдесят семь минут тридцать пять секунд яркий свет словно разорвал воздушное пространство на севере, почти ослепив господина Лекёра и его крестника, которые уже час, стоя на пороге своей сторожки, следили за горизонтом. Почти одновременно послышался глухой гул, и земля содрогнулась от толчка огромной силы.
Метеор упал.
Первое, что увидели господин Лекёр и Зефирен Ксирдаль, когда снова обрели зрение, была возвышавшаяся на расстоянии пятисот метров от них золотая глыба.
– Он горит!
– в страшном волнении проговорил господин Лекёр.
– Да, - подтвердил Ксирдаль, который
Но понемногу они успокоились и начали отдавать себе более ясный отчет в том, что они видят.
Болид действительно был раскален добела. Температура его должна была быть выше тысячи градусов и приближаться к точке плавления. Его пористая структура сейчас ясно была видна, и Гринвичская обсерватория вполне правильно в свое время сравнивала его с губкой. Бесчисленные канальцы, прорезая поверхность, несколько потемневшую при остывании, позволяли взору проникнуть в глубину, где металл был раскален докрасна. Расходясь и перекрещиваясь в тысяче извивов, канальцы образовывали бесчисленное множество лунок, из которых со свистом вырывался перегретый воздух.
Хотя болид сильно сплющился при своем головокружительном падении, все же и сейчас ясно заметна была его сферическая форма. Верхняя часть сохраняла довольно правильно очерченную округлость, тогда как основание, раздавленное и расплющенное, слилось с неровностями почвы.
– Да ведь он… вот-вот соскользнет в море!
– воскликнул господин Лекёр.
Крестник его молчал.
– Ты уверял, что он упадет в пятидесяти метрах от воды!
– А он лежит в десяти метрах от нее. Учтите половину его диаметра.
– Десять - не пятьдесят!
– Буря вызвала известное отклонение!
Собеседники не обменялись больше ни словом. Они молча глядели на золотой шар.
Господин Лекёр и в самом деле имел основание беспокоиться. Болид упал в десяти метрах от крайнего выступа скалы, на пологий скат, соединяющий эту часть скалы с островам. Так как радиус его равнялся пятидесяти метрам, как совершенно правильно определила Гринвичская обсерватория, он выступал на сорок пять метров над бездной. Огромная масса металла, размягченная жарой и сброшенная с высоты, обтекла, если можно так выразиться, вертикальную скалу и значительной своей частью беспомощно свисала почти до самой воды. Но другая часть, буквально влипшая в скалистую почву, удерживала всю глыбу в таком положении над океаном.
Одно было ясно: раз метеор не падал вниз, значит он находился в равновесии. Но равновесие это казалось мало устойчивым, и были все основания опасаться, что малейшего толчка окажется достаточным, чтобы весь этот сказочный клад рухнул в бездну. Стоило ему покатиться по склону, и ничто уже его не остановит. Он низвергнется в море, которое сомкнет над ним свои воды
«Тем больше оснований торопиться!» - внезапно подумал господин Лекер, приходя в себя. Безумие терять время на какое-то глупое созерцание в ущерб своим насущным интересам.
Не теряя больше ни минуты, Лекер обошел сторожку с другой стороны и поднял французский флаг на заранее приготовленный шест. Шест этот был достаточно высок, чтобы флаг был виден с кораблей, стоявших на рейде в Упернивике. Мы уже знаем, что сигнал этот был замечен и понят. «Атлантик» немедленно вышел в море, направляясь к ближайшему телеграфному посту. Отсюда в адрес банкирского дома Робера Лекера на улице Друо в Париже полетит телеграмма, составленная в условных выражениях. В переводе на обычный язык там было сказано: «Болид упал. Продавайте».