Собрание сочинений в 12 т. T. 12
Шрифт:
Доктор и губернатор распростились самым сердечным образом.
— Вот и «Феррато», — проговорил доктор, указывая на яхту, слегка покачивающуюся на волнах. — Вы не забудете, конечно, господин губернатор, что обещали позавтракать в воскресенье утром на борту моего судна?
— И вы тоже не должны забывать, доктор Антекирт, что обедаете у меня в то же воскресенье!
— Я не премину воспользоваться вашим любезным приглашением!
Они дружески расстались, но губернатор оставался на пристани до тех пор, пока вельбот доктора не вышел из гавани в море.
Вернувшись на
— Да!… — ответил доктор Антекирт. — В воскресенье вечером Карпена будет на борту «Феррато» с разрешения самого губернатора Сеуты!
В восемь часов вечера паровая яхта снялась с якоря и взяла курс на север. Вскоре гора Эль-Хорра, господствующая в этом месте над марокканским побережьем, исчезла в ночном тумане.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Эксперимент доктора
Путешественник, который сойдет на берег в Гибралтаре, ни за что не догадается, в каком пункте земного шара он находится, если только он не знал заранее, куда направляется привезший его корабль.
Он увидит прежде всего пристань и множество причалов, потом крепостную стену с бастионом и ничем не примечательными воротами, дальше неправильной формы площадь, зажатую между высокими казармами, которые уступами поднимаются по склону холма, и начало длинной, узкой, извилистой улицы, носящей название Мэйн-стрит.
На этой улице, мостовая которой остается сырой в любую погоду, царит неизменное оживление: носильщики, контрабандисты, чистильщики сапог, продавцы сигар и спичек толпятся здесь среди повозок, телег и тележек, груженных овощами и фруктами, взад и вперед снуют мальтийцы, марокканцы, испанцы, итальянцы, арабы, французы, португальцы, немцы. В этом космополитическом смешении народов можно встретить даже граждан Соединенного королевства, представленных по большей части пехотинцами в красных мундирах и артиллеристами в голубых куртках и крохотных плоских шапочках, которые каким-то чудом держатся на одном ухе.
Новоприбывший находится, однако, в Гибралтаре, на Мэйн-стрит, пересекающей весь город от Морских ворот до ворот Аламеды. Отсюда дорога ведет к мысу Европа, в четырех с лишним километрах от города, минуя нарядные виллы, склады со снарядами, артиллерийские батареи различных образцов и систем и проходя под сенью высоких деревьев, среди растительности всех поясов земного шара. Эти четыре километра приблизительно и составляют длину гибралтарского утеса, похожего на безголового дромадера, который лежит, скорчившись, на песках Сан-Рока, а хвост опустил в Средиземное море.
Огромный утес, высотой в четыреста двадцать пять метров, отвесно обрывается в сторону Испании и грозит ей своими пушками — «зубами старухи», как говорят испанцы. В крепости более семисот артиллерийских орудий, жерла которых выглядывают из бесчисленных бойниц. Двадцать тысяч жителей Гибралтара и шесть тысяч солдат его гарнизона обосновались на нижних уступах горы, омываемой водами залива, но на вершине древнего Кальпе все еще живут подлинные хозяева этой земли — знаменитые бесхвостые обезьяны «monos» из семейства
Если бы, по счастливой случайности, «Феррато» прибыл на гибралтарский рейд дня на два раньше, если бы между восходом и заходом солнца доктор Антекирт с Петером Батори высадились на маленькой пристани и, выйдя через Морские ворота на Мэйн-стрит, добрались до ворот Аламеды, а затем до великолепного парка, раскинувшегося слева по склонам холма, то весьма вероятно, события, рассказанные в этой книге, приняли бы иной оборот и развязка, пожалуй, наступила бы быстрее.
В самом деле, девятнадцатого сентября, во второй половине дня, на одной из высоких деревянных скамеек английского парка, в тени прекрасных деревьев, сидели спиною к батареям рейда два человека и разговаривали, стараясь, чтобы никто их не слышал. Это были Саркани и Намир.
Читателям уже известно, что Саркани должен был встретиться с Намир в Сицилии в тот день, когда предпринято было нападение на «Каса Инглеза», закончившееся смертью Зироне. Предупрежденный во-время Саркани изменил план действий, и доктор напрасно прождал его целую неделю в Катании. А Намир, получившая приказание немедленно покинуть Сицилию, вернулась в Тетуан, где она тогда жила. Из Тетуана она и приехала в Гибралтар — место встречи, назначенное Саркани. Он же прибыл туда накануне и рассчитывал уехать на следующий день.
Намир, суровая сообщница Саркани, была предана ему душой и телом. Она воспитала его, как мать, в дуарах Триполитании и не покидала, даже когда он был маклером в Триполи и поддерживал тайные связи со страшной сектой сенуситов, грозившей захватить Антекирту, как об этом было сказано выше.
Намир, сосредоточившая на Саркани все свои чувства и домыслы, была привязана к нему гораздо сильнее, чем когда-то Зироне — друг, деливший с ним горести и радости. По одному знаку Саркани она совершила бы преступление и не колеблясь пошла бы на верную смерть. Итак, Саркани мог вполне положиться на Намир, и теперь он вызвал свою наперсницу в Гибралтар, чтобы поговорить с ней о Карпене, который после ареста стал для него очень опасен.
Это была их первая и единственная встреча со времени приезда Саркани в Гибралтар, разговор велся на арабском языке.
Прежде всего Саркани задал Намир вопрос, который оба сообщника, очевидно, считали наиболее важным, ибо от него зависело их будущее:
— Где Сава?
— Она в Тетуане, в надежном месте, — ответила Намир, — на этот счет ты можешь быть вполне спокоен!
— Ну, а в те дни, когда ты уезжаешь?…
— Когда я уезжаю, в доме остается преданная мне старая еврейка и сторожит ее днем и ночью! Этот дом — настоящая тюрьма, туда никто не проникнет! К тому же Сава не знает, что она в Тетуане, не знает, кто я, и даже не подозревает, что находится в твоей власти!