Собрание сочинений в 4-х томах. Том 4
Шрифт:
– А что вы там видите?
– Червяка.
– Как же нам убить его?
Она нахмурилась:
– Я придумываю... Не могу, не могу.
Во время второго сеанса больная пожелала крапивного отвара, во время третьего - настоя из трав. Припадки стали слабее, потом совсем исчезли. Казалось, произошло чудо.
У других больных прикладывание пальца к переносице не дало никакого результата, поэтому решено было соорудить месмеров чан. Пекюше уже набрал было металлической стружки и вымыл десятка два бутылок, как вдруг у него возникло сомнение. Среди больных могут
– А что мы станем делать, если у них начнётся припадок эротического помешательства?
Бувара это не остановило бы; но ведь пойдут сплетни, да и шантаж возможен, - значит, благоразумнее воздержаться. Они удовольствовались стеклянной гармоникой и ходили с нею по домам, приводя в восторг ребятишек.
Однажды, когда Мигрену стало хуже, они пришли к нему с инструментом. Пронзительные звуки выводили больного из себя. Но Делез предписывает не страшиться жалоб; музыка продолжалась.
– Довольно! Довольно!
– кричал больной.
Пекюше ещё неистовее бил по стеклянным пластинкам, инструмент дрожал, страдалец выл, но тут неожиданно появился врач; его привлёк этот страшный шум.
– Как? Вы и сюда пролезли?
– воскликнул он, взбешенный тем, что застает их у всех своих пациентов.
Они объяснили свою магнетическую методу. Врач обрушился на магнетизм, на все эти фокусы, действие которых зависит исключительно от воображения.
Однако магнетизируют же зверей, - это утверждает Монтакабер, - а г-ну Фонтену удалось магнетизировать львицу. Львицы у них не было. Зато им случайно подвернулось другое животное.
На другое утро, часов в шесть, к ним пришёл работник и сказал, что их требуют на ферму к подыхающей корове.
Они поспешили туда.
Цвели яблони, во дворе, над травой, разогретой лучами солнца, реял пар.
Возле пруда мычала корова, прикрытая попоной, она вся дрожала; её окачивали водой из вёдер; она страшно разбухла и походила на гиппопотама.
Бедное животное, несомненно, чем-то отравилось, когда паслось на клеверном поле. Дядюшка Гуи с женой были в отчаянии; ветеринар не мог приехать, а каретник, знавший заговор от вздутия, не желал утруждать себя; но господа, у которых такая знаменитая библиотека, уж, верно, знают, в чём тут секрет.
Засучив рукава, они встали - один перед рогами, другой у крупа - и начали с великим внутренним напряжением, неистово жестикулируя, растопыривать пальцы, чтобы излить на скотину потоки флюидов; фермер, его жена, их сын и соседи взирали на них почти с ужасом.
Урчание, раздававшееся в брюхе коровы, переходило в бульканье. Она выпустила газы. Пекюше сказал:
– Это проблеск надежды; быть может, она опорожнится.
Корова опорожнилась; надежда явилась в образе жёлтой массы, которая вырвалась из скотины с таким треском, словно взорвался снаряд. Кожа опала, вздутие уменьшилось; час спустя от беды не осталось и следа.
Тут уж, конечно, не воображение сыграло роль. Значит, во флюидах есть какая-то особая сила. Она, вероятно, заключена в предмете, откуда можно её затем изъять, причем она ничуть не ослабнет. Такая её способность упраздняет необходимость перемещаться. Они
Потом, продолжая свои исследования, они отказались от пассов и перешли к системе Пюисегюра, предусматривающей замену магнетизёра старым деревом, ствол которого обматывают верёвкой.
Около их садовой будки росло грушевое дерево, словно нарочно созданное для этой цели. Они приспособили его, крепко обвязав в несколько оборотов. Под деревом поставили скамью. На неё усаживались пациенты; были получены такие превосходные результаты, что, желая посрамить Вокорбея, Бувар и Пекюше пригласили его на сеанс вместе с несколькими почтенными лицами.
Все до одного приняли приглашение.
Жермена встречала их в маленькой зале, прося немного «обождать» - хозяева сейчас придут.
Время от времени раздавался звонок. Это прибывали больные; Жермена отводила их в другую комнату. Приглашённые подталкивали друг друга локтями, обращая внимание на запыленные окна, грязные стены, облупившиеся двери; сад производил и вовсе жалкое впечатление. Всюду засохшие деревья! Пролом в ограде, служивший входом во фруктовый сад, был заслонен двумя жердями.
Появился Пекюше.
– К вашим услугам, господа!
Вдали, под эдуенской грушей, сидело несколько пациентов.
Шамберлан, безбородый, как аббат, в ластиковом подряснике и кожаной скуфейке, подёргивался от межрёберных болей; рядом с ним гримасничал Мигрен, всё ещё страдавший желудком; мамаша Варен прятала свою опухоль под шарфом, обёрнутым несколько раз вокруг шеи; дядюшка Лемуан в старых туфлях, надетых на босу ногу, держал под мышками костыли, а дочка Барбе, нарядившаяся по-праздничному, была необычно бледна.
По другую сторону дерева оказались ещё люди: женщина с лицом альбиноса, утиравшая гноящиеся язвы на шее; девочка в таких больших синих очках, что лица её почти не было видно; старик с искривлённым позвоночником, непроизвольно дёргавшийся и толкавший своего соседа Марселя, жалкого идиота в рваной блузе и заплатанных штанах. За его плохо подправленной заячьей губой виднелись зубы, щека, раздутая огромным флюсом, была обмотана тряпками.
Все держались за верёвку, свисавшую с дерева, а вокруг щебетали птички, и в воздухе пахло разогретой травой. Сквозь ветви пробивались лучи солнца. Гости шагали по мху.
Между тем испытуемые, вместо того чтобы спать, таращили глаза.
– Пока что ничего забавного нет, - заметил Фуро.
– Начинайте, я на минутку удалюсь.
Он вернулся, покуривая из Абд-эль-Кадера, последней реликвии из коллекции трубок.
Пекюше вспомнился превосходный способ магнетизирования. Он стал брать в рот носы немощных и вбирать в себя их дыхание, чтобы извлечь из него электричество, а Бувар в это время обнимал дерево, чтобы усилить приток флюида.
Каменщик перестал икать, пономарь стал не так резко дёргаться, человек с искривлённым позвоночником сидел, не шевелясь. Теперь можно было подходить к ним, подвергать их всевозможным опытам.