Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон
Шрифт:
— Последнего ребенка — это и был Чоба — она не успела уморить: бог призвал бабку к себе.
Общество кое-как выкормило Чобу, а когда он подрос, определило в подпаски; потом Илья стал пастухом.
Весной и летом, как водится, он ночевал по очереди в избах, зимой его пускала к себе Аксинья Хрипучка, мать Листрата.
Край неба очистился от облаков, и Чоба увидел курган. На вершине его то появлялся, то исчезал огонек. Чобе стало страшно: нечистый ходит
— Илюша, а Илюша! — услышал Чоба голос Аленки. — Где ты?
Чобу точно ветром сдуло с пня.
— Тут, ай не видишь?
— Выдумал тоже, в такую темень бог знает куда забираться! — холодно сказала Аленка. — Ну? Чего тебе надо?
Чоба поперхнулся: сама же его звала, он же в ответе!
— Ты чего встал? — рассердилась Аленка. — Экая ты, Илюха, орясина. Садись.
Чоба покорно опустился на пень. Аленка села на траву рядом.
— Ну, говори.
— Чего?
— Что хочешь. Про теплые края обещал рассказать.
Говорят, далеко отсюдова, около самого синь-моря, есть теплые края. Народ там живет прямо на улицах, топки ненадобно, рожь сама по себе растет, не сей ее, а только убирай. Яблоков и огурцов — полно! И земли, бери — не хочу. Я слышал, поп новую церковь задумал строить. Пойдем мы с тобой ходебщиками — собирать деньги на построение храма, высмотрим места, поставим избушку и заживем. Много ли нам надо?
— Говори еще.
— И еще, слышь, растет в тех краях сладкая ягода-виноград, я ее у попа пробовал, барышня давала. Сладкая-пресладкая!
— Еще говори.
— Больше нечего.
— Тогда я побегу домой. И то боюсь, достанется мне от хозяина. Как узнает, что я к тебе пошла, такую выволочку задаст!
— Не задаст.
— Уж не тебя ли испугается? — Аленка замолкла. Потом спросила: — Ты у попа бывал?
— Бывал.
— И в комнатах бывал?
— И в комнатах. Барышня водила. Там у них музыка стоит, нажмешь пальцем — она и заиграет, и так это томительно… А на стенах картинки и зеркало с меня ростом, ей-богу. Уж я нагляделся.
— Иные богато живут, а иные бедно… Отчего, Илюша?
— Не знаю. Так бог велел.
— Нет, бог не велел плохо жить.
— Не знаю. Нам лавочников Николай объяснял, что скоро за богатых возьмутся.
— Да, жди!
Аленка затихла, прислонясь к коленям Чобы. Ему показалось, что она плачет. Он положил ладонь на ее щеку, она была мокрой. Чоба струхнул: уж не обидел ли он ее чем? Будто ничего такого не сказал…
— Ты чего, Аленушка? — участливо спросил
— Весь день тараторю, тараторю, а иной час подступит — и не выдержу. — Аленка всхлипнула. — Одна я одинешенька, круглая сиротинушка. Куда, думаю, деваться, ежели что такое…
— Придумаем, — неуверенно сказал Чоба, — Ты только не вой.
— Уж не ты ли придумаешь? Тоже мне — выдумщик!
— А что? И смогу! Умишко, чай, есть.
— Что-то не замечала.
— Давно известно, девки у мужика спервоначалу морду замечают.
— Скажи-ка! Бова-королевич нашелся.
— А раз так, — решительно сказал Чоба, — зачем же ты об меня глаза ломала?
— Ба-атюшки! Я об него глаза ломала!
— Прощай! — Вконец рассерженный Чоба встал с пня.
— Куда ты? — удержала его Аленка.
Чоба заметил, как во тьме блеснули ее глаза.
— Нагрубил девке — и домой? Молодец!
— Я тебе нагрубил?
— А кто же?
— Ну, раз так…
— Садись, зябко мне.
Чоба снова сел на пень. Аленка прижалась к нему.
— Илюша, — сказала она, — а Илюша!
— Чего тебе?
— Сторож в Кочетовке стучит?
— В Кочетовке.
— Ти-ихо как. Все слышно. Ай, батюшки, петухи кричат…
— Покричат-покричат — перестанут, — сумрачно заметил Чоба.
Петухи перекликались долго. Едва кончали кричать в одном месте, заводили в другом; ночной воздух разносил петушиное кукареканье далеко-далеко. Потом все смолкло.
— Все спят, только мы с тобой полуночничаем, — Аленка говорила тихо, словно засыпая.
— Алена!
— Ну?
— Пошла бы ты за меня замуж, Алена…
Аленка молчала. Маленькая, гибкая, теплая, она свернулась комочком у его ног; Чоба боялся пошевельнуться.
— Я все о тебе думаю… Знаешь, сколько годов я думаю о тебе? Ты еще вот какая махонькая была. Эх, кабы нам с тобой достаток, Аленка! Избу бы пятистенку, корову бы, лошадь бы серую, овцы бы штуки три… Вот бы мы с тобой зажили!
— А я, может, и не собираюсь жить-то с тобой, с этаким, — вяло сказала Аленка. — Что это ты ко мне привязался? — И еще теснее прижалась к Чобе.
— Мы бы хорошо с тобой жили, ей-богу! — не слушая Аленку, говорил Чоба. — Ребятишек бы полну избу народили.
Аленка посмеялась.
— Вот я расхрабрюсь и пойду к старикам. Так, мол, и так, постройте мне, старики, какую ни на есть избенку.
— Построят!
— А то вона Листратка хочет курган раскапывать, Книгу Печатную на свет божий вытаскивать. Только ты об этом ни-ни!