Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон
Шрифт:
— Почему?
— Ей рисковать нельзя…
— Ладно. Ну, прощай, я тебя завтра рано подниму.
— Давай, давай собирай! Ольгу Михайловну непременно позови, Андрея, Зевластова… А там, кого знаешь.
Таня пришла на кладбище поздно, — Флегонт поджидал ее на валу.
У сторожки уселись на старую скамью.
— Где ты теперь работаешь?
— В Самаре, в транспортном бюро «Искры». Товарищ Клер руководит всей работой, а я его помощник, ты будешь секретарем бюро. Главное-то вот в чем, — пояснил он: — «Искра»
— Не понимаю одного: почему ты решил приехать сюда? Опасно тут. Особенно теперь. Ты знаешь, что делается в селе?
— Опасность, Танюша, следом за мной шагает. А почему я оказался именно здесь? Тут две причины: хочу понюхать, чем пахнет в деревне, узнать, о чем думает мужик…
— Ты мог бы поехать в любую деревню, где тебя не знают.
Это-то и плохо! Раз не знают — значит, и рта не раскроют. Нет, Танюша, как раз хорошо получилось, что мне довелось побывать здесь. Давненько не был в родном краю… А здесь и я их пойму, и они меня поймут, и советы мои даром не пропадут. Да и не выдадут. Нет, меня они не выдадут. Впрочем, конечно, береженого бог бережет.
Он помолчал.
— Вторая причина, что я тут, а не в воронежской какой-нибудь деревеньке, — это ты, мой свет!
…После разъездов по России, разъездов, опасных и трудных, после стольких волнений эти часы тишины и покоя среди шуршащих кустов сирени на холме забытой могилы казались Флегонту особенно дорогими. Люди в селе спали, утомленные дневной работой, и спали поля под зыбким звездным светом.
Таня слушала Флегонта и боялась хоть чем-нибудь нарушить его плавно текущий рассказ. И ей тоже все казалось фантастическим — слишком уж мирно кругом, слишком тихо!
Так хорошо было знать, что он не оставит больше ее одну с ее любовью и тоской по нему. Теперь они надолго вместе, надолго, если… Но об этом страшном «если» сейчас и думать не хотелось. Все будет хорошо, все должно быть хорошо!
Флегонт обнял Таню и привлек к себе.
Воскресную обедню Викентий служил торопливо: ему передалось настроение мужиков, с нетерпением ожидавших сходки. Его лептой в общее дело была проповедь за обедней.
В ней он исходил из евангельских слов: «Итак, всякого, кто слушает слова сии мои и исполняет их, уподоблю мужу, который построил дом свой на камне. И пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот… И он не упал потому, что был основан на камне. А всякий, кто слушает сии слова и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке».
Голос Викентия гремел, когда он, не назвав Улусова, предрекал этому «мужу» судьбу тех, кто строит дом свой на песке, — и вот пойдут дожди, разольются реки, подуют ветры и устремятся на дом тот. И упадет он, потому что построен на песке. Необычайность тона, резкие слова по адресу земского вызвали необыкновенное волнение в
Спокойней всех был Никита Семенович. Он заменял в этот день заболевшего псаломщика, спотыкался, перевирал ответные возгласы, чем очень сердил Викентия и выводил из себя богомольных мужиков. Но на это-то и бил ямщик, чтобы сильнее взбудоражить сельчан.
Еще до проповеди Петр и Сергей Сторожевы ушли из церкви. Проходя мимо Андрея Андреевича, Сергей подмигнул ему.
Андрей Андреевич тихонько выбрался из церкви, окольными путями добрался до Каменного буерака — здесь отец лавочника Ивана Павловича некогда ломал камень; сейчас каменоломня была в забросе.
Вдоль глубокой расщелины буерака дул свежий ветер, забирался в каменоломню и выл там, не находя выхода.
Глава вторая
Под защитой песчаного выступа на краю отверстия, служащего входом в пещеру, сидели Листрат, Петр и Сергей.
— Кого еще ждете? — спросил Андрей Андреевич.
— Должен прийти ямщик. Чобу я не позвал, — сказал Сергей.
— И верно, — вставил Петр, — пентюх пентюхом.
— Учительница обещалась и Миколай лавочников.
— А чего вы такое задумали? — строго спросил Андрей Андреевич.
— Молчи, узнаешь, — презрительно сплюнув, ответил Петр.
— Посиди, дядя Андрей, — миролюбиво заметил Листрат. — Авось тут все свои, не выдадим.
Пришел Николай. Спустя некоторое время явились Ольга Михайловна и Волосов.
— Ямщика не хватает, — заметил Листрат.
— Ямщик не придет, он так накачался — через губу не плюнет, — объяснил Андрей Андреевич.
— Ну, ладно! Говори, Костя, зачем звал, — торопил писаря Петр.
— Вот что, братцы… Главное, как вы понимаете, об этой нашей сходке — молчок! Теперь так: есть человек — вы его знаете, и он вас хорошо знает. Он хочет прочитать вам важную бумагу насчет земли…
— Вона что! — Глаза у Андрея Андреевича заблестели. — Это надо послушать. А кто же он, тот человек?
— Погоди ты! — осадил его Сергей. — Живет он вроде на две стороны: одной — будто как и все прочие, а другой стороной он такой, что ежели о нем прознает земский, носить ему кандалы или того хуже. Понятно?
— К чему ты все это рассказываешь? — сердито проговорил Андрей Андреевич. — Что мы, прости господи, глупые? Мы одно знаем: не все мели, что есть, оставь и про запас. Зови того человека, пускай говорит про землю!
— Ладно. Но, братцы, если что случится — держись кучно: ведать не ведаем, слышать не слышали. — Волосов встал и свистнул.
— Сейчас придет.
— Да кто он? — вспылил Андрей Андреевич. — Должен я знать, с кем буду речь вести?
— Сказали тебе: человек наш, сельский, ну и помалкивай — грубо осадил его Петр. — Чего ты привязался?
— Ну, так бы давно и сказали, что наш, сельский, — все еще сердясь, проворчал Андрей Андреевич. — Тоже какую моду завели…