Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон
Шрифт:
— Так полагается, Андрей Андреевич, — успокоила его Ольга Михайловна. — В таком деле осторожность очень нужна.
— Здравствуйте, братцы, — весело сказал Флегонт, появившись на скате буерака и несказанно удивив своим появлением всех, кто не знал о его приезде.
— Мать ты моя, да это ж Флегонт! Родимый, откуда тебя принесло? — Андрей Андреевич, не веря глазам, ощупал Флегонта. — Да он же, братцы, он, живой Флегонт!
— Ну, раскудахтался! —
Флегонт поздоровался со всеми, обнял Листрата, потрепал по плечу Андрея Андреевича.
— Нет, вы только гляньте, каков вымахал! — не унимался Андрей Андреевич. — Ку-уда!.. Батьку перерос. Сибирские-то воздуси пользительны, стало быть? Ах, ах! Ну, удивил!.. Ну, обрадовал! Уж тебя-то мы послушаем, уж ты-то знаешь все. Откуда же ты теперь, парень?
— С чужой стороны, дядя Андрей.
— Чужая сторона — дремуч бор.
— Почему? Ушел с пустым бочонком, а теперь в нем клад, — пошутил Флегонт.
— Ну, так выкладывай! — Андрей Андреевич повеселел.
— Может быть, пора и за дело? Скоро начнется сходка, — заметила Ольга Михайловна.
— Верно! — хмуро проговорил Петр. — Мы не побаски пришли слушать, а насчет земли, как обещали.
— А ты, Петр, все торопишься, словно тебя ветром поддувает, — посмеиваясь, сказал Флегонт. — Не спеши. Вон Сергей сидит, не торопится.
— А чего мне спешить, дядя Флегонт? Я тоже вроде тебя — отрезанный ломоть.
— Надоели, вишь ты, ему наши сельские порядки, — с неприязнью пробурчал Петр. — Будто в матросах легче будет.
— Так вот, братцы, есть у меня одна бумага, крепко она написана. Хотел бы я ее вам прочитать… Желаете послушать добрую речь? — Флегонт обвел всех глазами.
— Насчет земли? — спросил Петр.
— Насчет всего.
— В пещеру бы нам уйти, — предложил Николай. — Увидят тут.
— И то, пойдемте, — заторопился Андрей Андреевич.
— В пещеру так в пещеру, — согласился Флегонт.
Все прошли в яму, освещенную солнцем через щели, пробитые в стене, выходящей в буерак. Когда собравшиеся расселись на обломках песчаника, Флегонт подошел к одной из пробоин, поближе к свету, достал из кармана лист бумаги.
— Вы слышали, братцы, что было в Харьковской и Полтавской губерниях? — спросил он.
— Слышали, — ответили хором.
— Мало ли что слышали. Читай! — вмешался Листрат.
— Желаем, — коротко бросил Андрей Андреевич.
— А кем эта прокламация написана? — поинтересовался Николай.
Флегонт внимательно разглядывал важничающего Николая.
— Умными людьми, — резко ответил он.
— Умных людей много, ты скажи, из какой партии. Может быть, мы и слушать не захотим.
— Из социал-демократической. — И, обращаясь
— В общем-то социал-демократы люди неторопливые, — насмешливо вставил Николай. — Любопытно, что они в этой бумаге написали.
— Флегонт так посмотрел на сына лавочника, что тот сразу осекся.
— Непонятное говорите, но все уж равно, — вздохнул Андрей Андреевич.
Флегонт начал читать о крестьянских волнениях на Украине. Когда Флегонт прочел, что усмирители отдали крестьянских девушек казакам, Андрей Андреевич вскочил и закричал:
— Ах, сучьи дети!..
— Не перебивайте, Андрей Андреевич, — умоляюще сказала Ольга Михайловна.
— А вы, барышня, мне не указывайте. Я не могу молчать, когда у меня душа ходуном ходит.
«Точно орда дикарей-завоевателей ворвалась в покоренную страну, — читал Флегонт, — и творила свою расправу над беззащитным населением. Мы уже не говорим о том, что весь хлеб, взятый у помещиков, был полностью возвращен. Мало того, во многих случаях отнимали те немногие запасы, которые составляли заведомую крестьянскую собственность…»
— Ну, что ты скажешь?! — опять взорвался Андрей Андреевич.
И все тотчас набросились на него.
— Вы, молокососы, горя не хлебали, у вас сердца каменные А мое житье — вставши, за вытье! Так что я этих горемык вот уж как понимаю.
— Чего ты орешь? — накинулся на него Петр.
— Не я ору, горе мое орет! — бушевал Андрей Андреевич. — Ахти, сердешные! Барышня, вы-то хоть уразумейте. Избили, да еще голышом оставили, да из закромов все повычистили. Или царь о том не знает?
— Погоди, дядя Андрей, сейчас и до царя доберемся. — Флегонту нравилась горячность Андрея Андреевича.
— Ну, читай. Читай бумагу. Все нутро ты мне ею перевернул.
И долго еще Андрей Андреевич охал и кряхтел.
Когда Флегонт начал читать о царе, который в прокламации был назван главным виновником расправы, Андрей Андреевич решительно прервал чтение:
— Нет, парень. Эта бумага написана хлестко, да не для нас. Ее господа писали. Написано всего много, слов кошелка, поди разберись, что к чему. — Андрей Андреевич сдвинул шапку на лоб, почесал затылок, обросший редкими волосами. — Главное, ничего про землю не написано, Нам без земли — крышка, а ты нам про царя. Нет, нам нужна такая бумага, где бы писалось, как, скажем, нам воротить нашу землю, как нам земского обработать. Вот это была бы грамотка! А что ты читал — умно, так умно, что иное слово и не понять, к чему оно… А мы пропадаем, понял? Пропадаем мы! — закричал Андрей Андреевич, и все на него зашикали.