Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон
Шрифт:
— Пусть Володя отдыхает почаще. Жаль, что после такого удовольствия я должна буду огорчить его.
— Что такое? — тревожно спросила мать.
— Получено неприятное письмо. Ты поспи, я еще поработаю, а потом возьмусь за обед. Спи!
Снова все затихло в доме. Надежда Константиновна прочитала еще раз «Кредо», перелистала газеты и книги.
Покончив с почтой, Надежда Константиновна взялась за перевод. Книга увлекала ее, работать было приятно. Она просидела часа два, голова и спина заболели,
«Что-то наш охотник загулял!» — подумала Надежда Константиновна.
— Что-то наш охотник загу-лял! — пропела она.
«Ну, ладно, осилим еще одну страницу, а потом займемся обедом».
Перед тем как снова сесть за перевод, Надежда Константиновна перелистала календарь.
«Еще восемь месяцев! Двести сорок дней! Боже мой, как еще много!» Она откинулась на спинку стула, вспомнила Питер, вечернюю школу. В сентябре школа снова наполнится усталыми, но веселыми людьми, а ее не будет среди них. Грустно стало ей и так захотелось в Петербург, к старым местам, к старым друзьям… Задумавшись, она не услышала, как вошел Ленин.
Одетый в куртку, в штаны из черной кожи, в сапогах, измазанных грязью и илом, в какой-то древней бесформенной фуражке, он выглядел завзятым охотником. Тихо подкравшись сзади к Надежде Константиновне, он ладонями закрыл ее глаза. Она тихо рассмеялась, откинула голову к спинке стула…
— Я оставил на кухне вот такую птицу!
— Что мне с ней делать?
— С кем?
— Да с птицей.
— Зажарить к обеду! О-о, почта? Письма, газеты…
— От Анны, от Марии Александровны. И от Глеба очередное шахматное послание.
— Это тоже интересно!
— Сначала переоденься.
— Ах да, это, пожалуй, надо сделать в первую очередь. Мы с собакой лазили черт знает по каким болотам!
Ленин вышел и быстро вернулся, одетый в свой обычный костюм.
— Ну, посмотрим… — Он не знал, за что взяться в первую очередь. — Да тут просто уйма всего!
— Есть одно неприятное письмо. Вот это.
— Так, так, сейчас прочитаю. Как обед? Я очень голоден. А это что?
— Прислал Струве, просит срочно перевести.
Надежда Константиновна вышла на кухню. Ленин дважды перечитал письмо сестры и «Кредо», сердито швырнул журнал на стол и в раздражении принялся ходить из угла в угол.
В окне показался Сосипатыч — мужичонка лысый, вертлявый, с хитрыми, бегающими глазами.
— С благополучным возвращением, Владимир Ильич, — шепотом сказал он, косясь на дверь в кухню. — Какова была охота?
— А-а, Сосипатыч, здравствуй! — рассеянно ответил Ленин. — Охота была неважная, дрянная была охота.
— Опять мазали? — спросил с укором Сосипатыч.
—
— Потому что вы горячитесь, — поучительным тоном произнес Сосипатыч, энергично почесывая бороду. — В этом деле что во-первых? Во-первых, не пороть горячку. Я так полагаю, что настоящего охотника из вас не выйдет.
— Почему же, Сосипатыч?
— Вы ходите по тайге и все время мечтаете. А на охоте что во-вторых? Во-вторых, не мечтай! Не будь этого, вы бы в большие люди вышли! Да… Жалко…
— По-твоему, если человек не охотник, так он уж и не человек? — сердито спросил Ленин. Неудачная охота всегда очень расстраивала его.
— Как сказать!.. — с раздумьем проговорил Сосипатыч. — Не то чтобы вполне, но… Впрочем, слышь-ка, Владимир Ильич, бояться-то вас как стали! Нынче поутру рагузинский бык забодал у Тимошихи телку…
— Это какая Тимошиха?
— Да вдова, что с краю живет. Прибегает ко мне: «Где аблакат?» Это про вас. «На охоте…» Она охает, она охает… Я к Рагузину. Вот, говорю, придет с охоты аблакат, возьмет тебя, лиходея, за бока. Плати подобру. Он было кричать. А я ему: «Кричи, сквалыга, кричи, посмотрим, как ты на суде покричишь. Он и не таких, как ты, в кандалы заковывал!»
— Ну, это уж слишком!..
— Ссс! Для этого живодера ничего не слишком. Так что думаете? Заплатил! Ругался, конечно, — ох, и ругался!.. — но заплатил! Вот как вас начали побаиваться! А насчет охоты не расстраивайтесь. Вот уже я займусь вами, может, обойдется…
— Значит, есть еще надежда? — улыбнулся Ленин.
— Ничего, наилучшим охотником будете. А что в «Ведомостях»?
— Еще не читал.
— Забегу вечерком.
— Ладно!
— Так что пока!
Сосипатыч ушил.
Ленин подошел к двери, за которой лежала больная, прислушался… Елизавета Васильевна спала.
Ленин распечатал письмо Кржижановского, взял шахматную доску и, сверяясь с письмом, расставил фигуры. С этой минуты уже ничто более не занимало его.
Он очень любил шахматы. Друзья, игравшие с ним по переписке, тратили часы на то, чтобы создать на доске самые трудные положения, — он тратил на разрешение их минуты. Но то были минуты полного забвения всего, кроме очередного хода.
На его лбу выступили капельки пота, взгляд устремился туда, где Глеб создал, казалось бы, неприступную линию обороны. Ленин застыл в напряженной позе. Ни единый мускул не шевельнулся на этом лице, лишь на висках появились синеватые тугие жилки.
— Скажите, пожалуйста, милейший Глеб, да вы, никак, всерьез взялись за шахматы, — забывшись, громко сказал он.
— Это вы, Володя? — подала голос Елизавета Васильевна.
— Да! — машинально ответил Ленин.