Собрание сочинений в 4 томах. Том 2
Шрифт:
Дятлов. Ну хорошо. А программа?
Гвоздилин. Моя?
Дятлов. Да.
Гвоздилин. Тихо-мирно дожить век в родном уголке… если впустите.
Дятлов. Не верю.
Гвоздилин. Чему?
Дятлов. Что тихо-мирно.
Гвоздилин. Один в поле не воин.
Дятлов. Это логично. Но чем жить? Такие, как ты, долго живут. Или, может быть, ларцы в стенках замурованы?
Гвоздилин.
Дятлов. Черт их все обстукает… да и время не то. Ну, до свидания. Будем видеться. Ты все- таки настоящий классовый враг, с тобой интересно поговорить. И сочувствующим не прикидываешься, даже в нэп не идешь.
Гвоздилин. Это верно, Федор, ни ты мне, ни я тебе ничего хорошего в жизни не сделали.
Дятлов. Вот и обменялись комплиментами. (Абдуле). А ты что молчишь?
Абдула. Я не идейный… так себе.
Дятлов уходит.
Я тоже пойду, метелку возьму, пора улицу подметать. (Уходит.)
Гвоздилин. Свершилось предсказание ихнего «Интернационала». Дятлов — все, я — ничто. И стоит государство… Советы… Небылица, кошмар, но стоит.
Возвращается Абдула.
Абдула. Кажется, говоришь что?
Гвоздилин. Я говорю: ты улицу метешь, на площади постовой ходит, фонари с рассветом гаснут… Порядок, устойчивость. Прочность.
Абдула. Народ говорит что? Народ говорит: крепка Советская власть. А что? Правду говорит.
Затемнение
Где-то вдали вверху господствуют мартеновские печи, а здесь просторное и несколько приукрашенное помещение красного уголка. Старина. Помимо плакатов двадцатых годов и лозунгов висит большая картина крайне левой живописи, изображающая рабочего. Кузьмич и Проня расстилают ковер-дорожку толстого красного сукна.
Кузьмич(обеспокоен и сердит). Тяни, Проня! Сказано было, что они к одиннадцати утра прибудут, а я с тобой и до двенадцати не управлюсь.
Проня(мирно). Махина какая этот ковер — ахнешь! Архиереям да разве что царям стелили такие богатства при старом мире.
Кузьмич(нервничает, упрашивает). Торопись же ты, Прошка, милый. Я весь в мыле, а он тары-бары разводит. Цари… архиереи… Ты их видал?
Проня(рад).
Кузьмич. Я говорю, царей видал?
Проня. Царей не приходилось. Сожалею. Никогда теперь не увидишь. Ну, смотри, Кузьмич, ровно-гладко идет, мое почтение!
Кузьмич. Наше счастье — управились, и еще время есть. (Огляделся.) А ведь важно это придумал Дермидонт Сухожилов. Он знает…
Проня. Что он знает! Ничего он не знает. Старый Дурак.
Кузьмич. Вот оно и пригодилось… «дурак»… Как же! Эти дураки заводское дело в России на ноги поставили. Одно слово — мастера.
Проня(в ужасе). Замолкни, Кузьмич, клянусь богом, он… Сам! Бородка… в кепке. Ленин! Вижу. Спешит сюда.
Кузьмич(огорчен до слез). И никто не встречает… а мы дорогу убирали, радовались. Все волнение — зря!
Входит Дятлов.
Дятлов(в изумлении и гневе). Кто придумал? Кто научил? Кто допер до этого безобразия?
Кузьмич с Проней мнутся.
Дятлов. Вы ковер стелили?
Проня. Мы.
Дятлов. Для кого вы его стелили?
Проня. Мы не знаем… Мы чернорабочие.
Дятлов. Где Ипполит?
Проня. Какой Ипполит?
Дятлов. Ипполит — Инженер Сестрорецкий… Найдите.
Проня(рад). Сестрорецкий… ну как же, знаем… при входе он. Минутой. (Убегает.)
Дятлов. Чего стоишь? Убирай!
Кузьмич (хитровато). Э-э, не-ет. Один с ним не управишься.
Дятлов. А я на что?! Помогу. Давай-ка.
Кузьмич. Не советовал бы…
Дятлов. Почему это?
Кузьмич. Боюсь, все равно увидит. Что ковер стелили — один раз дураки. А что при нем же убирать будем — дураки дважды. Давай, как желаешь.
Входит Ипполит, за ним — Проня.
Дятлов. Ипполит, ты понимаешь, какая петрушка?
Ипполит(несколько отсутствующе). Глупо, но факт.