Собрание сочинений в десяти томах. Том четвертый. Драмы в прозе
Шрифт:
Макиавелли.Вы слишком горячо все это принимаете к сердцу. Как-никак вы — правительница.
Правительница.Да. Альба привезет предписание короля. Я состарилась на государственных делах, а потому знаю, что человека можно оттеснить, словно бы и не отнимая у него власти. Он привезет предписание, неопределенное и каверзное, во все начнет соваться, ибо сила в его руках, если же я стану выказывать недовольство — сошлется на секретное предписание, пожелаю я с ним ознакомиться — начнет вилять, буде я на этом настою покажет мне бумагу совсем иного содержания, не
Макиавелли.Я рад был бы поспорить с вами.
Правительница.Все, что я с несказанным терпеньем успокоила, он вновь взбудоражит своей твердокаменностью и жестокостью. Дело, которому я служила, развалится у меня на глазах, и я же еще буду отвечать за его вину.
Макиавелли.Надо выждать, ваше высочество.
Правительница.Я достаточно владею собой, чтобы молчать. Пусть приезжает. Я любезно уступлю ему свое место, прежде чем он сгонит меня с него.
Макиавелли.Вы так торопитесь с этим важнейшим шагом?
Правительница.Он мне труднее, чем ты предполагаешь. Для того, кто привык повелевать, кто добился власти и каждый день держит в своих руках тысячи людских судеб, — сойти с престола все равно что сойти в могилу. Но лучше так, чем уподобиться призраку среди живущих и лишь видом своим отстаивать место, которое уже алчно захвачено другим.
ДОМИК КЛЭРХЕН
Клэрхен, мать.
Мать.Отродясь я не видала, чтобы человек любил так, как Бракенбург; думала, о такой любви только в рыцарских романах пишут.
Мать.Он догадывается о твоих отношениях с Эгмонтом, но если ты захочешь быть с ним хоть чуть-чуть поласковее, он на тебе женится, вот посмотришь.
Мать.Брось ты свое баюшки-баю.
Клэрхен.Не браните меня, матушка, это лучшая из песен. Не раз я убаюкивала ею одно взрослое дитя.
Мать.Только любовь
Клэрхен.Он?
Мать.Да, он! Погоди, настанет время! Вы, дети, вперед смотреть не умеете, а нас, опытных людей, слушать не хотите. Помни, что молодости и самой распрекрасной любви приходит конец. Будет время, когда ты станешь бога благодарить, что хоть кров есть над головой.
Клэрхен (вздрагивает, молчит, потом, словно проснувшись).Матушка, пусть время придет, как приходит смерть. Но думать об этом страшно! Ежели надо — что ж, будем вести себя как сумеем! Эгмонт — тебя потерять? (Плачет.)Нет, это невозможно, нет, нет!
Входит Эгмонт.На нем плащ рейтара и низко надвинутая шляпа.
Эгмонт.Клэрхен!
Клэрхен (вскрикнув, отшатывается от него).Эгмонт! (Обнимает его.)О, мой дорогой, ненаглядный, любимый! Ты пришел. Ты здесь!
Эгмонт.Добрый вечер, матушка.
Мать.Благослови вас бог, благородный господин! Моя девочка уж тоской изошла, больно долго вас не было, с утра до вечера все только об вас толковала да пела.
Эгмонт.Ужином меня попотчуете?
Мать.Благодарствуйте за честь. Не знаю только, найдется ли что у нас.
Клэрхен.Ну конечно, найдется! Не тревожьтесь, матушка, я кое-что припасла и приготовила. Только вы меня не выдавайте.
Мать.Не очень-то богато.
Клэрхен.Не спешите! К тому же я думаю: когда он со мной, я и голода не чувствую, наверно, и у него аппетит пропадает, когда я рядом.
Эгмонт.Ну, это как сказать.
Клэрхен топает ножкой и сердито от него отворачивается.
Что это ты?
Клэрхен.Вы так холодны сегодня! Ни разу меня не поцеловали. И руки у вас спеленаты плащом, как у младенца. Не подобает воину и возлюбленному ходить со спеленатыми руками.
Эгмонт.Всему свое время, голубка, всему свое время. Когда солдат стоит в засаде, подстерегая врага, он старается не дышать и крепко держит себя в руках, покуда не придет пора взвести курок. А любящий…
Мать.Что ж это вы не садитесь? Прошу вас, устраивайтесь поудобнее. Я побегу на кухню. Клэрхен, как вас увидит, ни о чем уже не думает. И еще прошу, не взыщите за скромный ужин.
Эгмонт.Ваше радушие — лучшее угощенье.
Мать уходит.
Клэрхен.А что же тогда моя любовь?
Эгмонт.Все, что хочешь.
Клэрхен.Сами подыщите для нее сравнение.
Эгмонт.Итак, прежде всего… (Сбрасывает плащ, становится виден его ослепительный наряд.)