Собрание сочинений в девяти томах. Том 7. Острие шпаги
Шрифт:
Вскоре Анри вышел в отставку и занял место в отцовской конторе, с ужасом убедившись, что там вовсе не требуется извлекать кубические корни и надо делать вид, что совершаешь чудеса, едва справляясь с черновой работой.
Через год, списавшись с Пьером Ферма, он приехал с молодой женой в Тулузу, чтобы одолеть при его помощи и другие приемы быстрого счета.
Спустя десять лет, уже после кончины отца, он стал видным банкиром Цюриха, с достоинством неся бремя признанного «математического чуда века», а мысленно благодаря военную службу, занесшую его в солдатскую
Между тем математическая война между Англией и Францией разгоралась до необычного накала, привлекая к себе внимание не только ученых, но и государственных деятелей обеих стран.
Профессор Оксфордского университета Джон Валлис собрал всю связанную с «вызовом» французского математика переписку, изобилующую и яркими находками, и острыми выпадами, и издал ее отдельной книгой [30] .
Глава четвертая. Бином Ферма
30
Переписка ученых, собранная Джоном Валлисом, вошла приложением к третьему тому сочинений Пьера Ферма на французском языке в 1679 году, выпущенных его сыном Самуэлем. (Примеч. авт.)
Делай великое, не обещая великого.
Старинный запущенный сад де Лонгов благоухал.
Жадный запах полонивших все трав спорил с робким и печальным ароматом все-таки распустившихся в зеленой чаще, когда-то ухоженных, а теперь одичавших цветов.
Яркое солнце наполняло сад такой жизненной силой, что, поднимая стебли, множа листья, расцвечивая лепестки, она превращала остаток своей мощи в дурманящий аромат, способный воскресить давно забытое, ушедшее, минувшее тридцать лет назад, когда двое молодых людей, вчера еще незнакомых, разговаривали друг с другом, прикрываясь ничего не значащими словами, но передавая тревожно бьющимся сердцам нечто особенно важное, безмерно тайное и самое для них главное, что определит их грядущую судьбу.
И вот те же люди, став на три десятилетия старше, вновь брели по той же самой, теперь грустной аллее, снова передавая друг другу невысказанные мысли, но уже не с помощью загадочных способов, доступных лишь влюбленным, а благодаря тому, что изучили за четверть века друг друга настолько, что знали, кто о чем подумает и что скажет.
– Хотелось бы сорвать тебе розу, да ведь обдерешься весь о шипы, – заметил Пьер Ферма, протягивая руку к старому разросшемуся кусту.
– Побереги камзол, – остановила его жена и добавила с горечью: – На случай, если граф Рауль де Лейе пригласит нас к себе в замок.
Когда проживешь вместе жизнь, поймешь горькую мысль, что по его, Пьера, милости они не настолько богаты, чтобы бросаться пистолями или гинеями, и он не может купить себе новый камзол. Но услышал Пьер только упоминание о Рауле.
– Боже мой! Сколько можно о нем говорить! – раздраженно сказал он. –
– Вы оба забыли друг друга, – с обидой за мужа сказала Луиза. – И совершенно напрасно забыли!
«И нельзя теперь обратиться к нему за помощью, чтобы не переезжать, – подумал про себя Пьер, – в это запустение, доставшееся Луизе в наследство от де Лонгов, и не продавать городского дома!»
– Что делать! – вздохнул Пьер Ферма. – Надо привести все в порядок.
– Чьими руками? – только и спросила Луиза, но в словах ее слышались слезы.
Конечно, они не могут нанять садовника, слуг, плотников, могущих исправить перекосившиеся окна и косяки дверей. Это знал Пьер и, защищаясь от несносных забот, воскликнул:
– Боже мой! Но как-нибудь это можно сделать? Ты же все можешь!
– Ах эти «могущие все руки»! – с усмешкой произнесла Луиза, поднося руки к глазам. – Если бы сэр Бигби знал, что на них ложится!
– Все вспоминаешь английского лорда?
– Уж я-то с ним не переписываюсь!
– Наша переписка касается только моего «вызова» английским математикам!
Уж лучше бы Пьер не упоминал о математиках! Он знал, как действует слово «математика» на жену, которая вполне справедливо считала, что это занятие мужа, как и его поэзия, не принесло ему никакого дохода.
И еще знала, что такое растущие долги, знала и как хозяйка, и как мать подрастающих дочерей!
И она с горечью сказала:
– Математика! Мне кажется, что я хорошо усвоила теперь и что такое нуль, и как возникают так называемые отрицательные числа.
Пьер понял ее намек на пустой карман и на долги, которые, конечно же, измотали ее, бедную. Стараясь отвлечь жену от невеселых мыслей, он попробовал пошутить:
– Ты делаешь несомненные успехи в математике, хотя и недолюбливаешь ее, однако оперируешь такими понятиями, как нуль и отрицательные величины.
– Еще бы! Я устала и от того и от другого!
– Так не посидеть ли нам на скамеечке, – с улыбкой предложил Пьер.
Она посмотрела на него своими глубокими, когда-то синими, а теперь начинающими выцветать глазами и сказала:
– А ты не боишься, что нам придется сидеть в долговой яме?
– Ну почему же? Я ведь все-таки работаю.
– Ах, если бы работать и зарабатывать было бы одно и то же!
– Что ты имеешь в виду?
Пьер спросил, хотя хорошо знал, что у него нет больше таких ярких дел, как «спасение графа Рауля де Лейе», поставившее их когда-то на ноги. Казалось, вне всякой связи с предыдущим разговором Луиза сказала:
– Сюзанна вне себя из-за нашего переезда за город.
– Почему же? – удивился Пьер.
– Она говорит, что ей не с кем видеться здесь. И правда, даже до церкви нам добраться – целое событие.
– Что? Массандры приглашали? – догадался Пьер.
Она кивнула и поднесла платок к глазам, что означало невозможность бедной девушке воспользоваться этим приглашением, потому что нет ни кареты, ни выезда и она не может идти пешком по пыльной дороге в своем перешитом из материнского платье!