Сколотил ты свой угольный райДо последнего гвоздика.А теперь — то и знай — повторяй:— Загрязнение воздуха!Загрязнение воздуха! Что жГоревать из-за этого?По вечерней дороге идёшь —А она фиолетова.Вся в дыму, вся в бензинных парах,В ядовитой лиловости.В страх бросает? (А разве не страх —Загрязнение совести?)Говорите, что хуже нет бед,Что от дыма завянете.Это — вред? (Ну, а разве не вред —Загрязнение памяти?)О как счастливы мы, ухитрясьЗащититься от копоти.Это — грязь? (Ну, а разве не грязьВ нашем жизненном опыте?)Ах, как сажа летит по дворамИ
по стенам размазана.Это — срам? (Ну, а разве не срам —Загрязнение разума?)Загрязнил ты всё то, что тебеБыло Богом даровано —И кричишь, что к фабричной трубеПриближаться рискованно!И кричишь, что над городом чадКак пятно надо вывести —И молчишь, там где жизни влачатВ испарениях лживости!Сколько дымы на нас ни ползут, —Потруднее управитьсяС загрязнением скорбных минут,С загрязнением празднества.Пострашнее, чем дыма слоиИ фабричного замызга —Загрязнение вымысла иЗагрязнение замысла.Но кричим мы весь день впопыхах,Повторяем без роздыха:— Загрязнение воздуха! Ах!Загрязнение воздуха!
* * *
Мне хочется поговорить о ветке,Которую я полюбил навеки.Мне хочется поговорить о ветке,О ветхости, о ветоши, о ветре.Мне хочется поговорить о ветке,О как в окно ее удары вески!Поговорить о синеве заветной,Поговорить о синеве за веткой!О ветке, что зеленым оборванцемВ мое окно так любит забираться,О ветке, что советуется с ветромО самом тайном и о самом светлом.И осенью я очарован веткой,Ее листвой с тигровою расцветкой,Как будто под окно привел ноябрьКостры, и тигров, и цыганский табор!Но скоро вся листва уходит в отпуск,Оставив только ветку, только подпись.Я говорить хочу о ветке зимней,О ветке, снеге, их любви взаимной,О их любви взаимной, несусветной,О как интимно снег слепился с веткой!Я знаю их веселые повадки:Обледенев, позвякивать на Святки.Когда-нибудь любви своей экзаменОни сдадут весенними слезами.
* * *
Всегда откуда-то берётсяКакое-нибудь сумасбродство.Всегда откуда-то берутсяКакие-нибудь безрассудства.Какая-нибудь околесицаБог знает как в стихи заносится,И оголтелая нескладицаБог знает как в стихи повадится.Гладишь — и рифмами украситсяКакая-нибудь несуразица.За мною числится бессмыслица,Нелепица за мною числится,За мною значится невнятица,За мною путаница значится.В моем хозяйстве неурядица,Запасы как попало тратятся,Вослед за словом слово катится,Разноголосица, сумятица.Стихи — пустяк, стихи — безделица,Стихи без всякой цели мелются,Пока кормилица-поилица —Моя чернильница не выльется,Вослед за словом слово гонится…Зарница — звонница — бессонница.
* * *
Наверное, появится заметка,А может быть, и целая статья,В которой обстоятельно и меткоОпределят, чем занимался я.Какие человечеству услугиЯ оказал. В чем был велик, в чем мал.Какие в гроб свели меня недуги,Какой меня священник отпевал.Цитаты к биографии привяжут,Научно проследят за пядью пядь.А как я видел небо — не расскажут,Я сам не мог об этом рассказать.Кто передаст температуру тела,Которую я чувствую сейчас?Ведь никому нет никакого делаДо рук моих, до губ моих, до глаз.Я в каждое мое стихотвореньеУкладывал, по мере сил своих,Мое дыханье и сердцебиенье,Чтоб за меня дышал и жил мой стих.
* * *
Залезаю
в коробку железную,Нажимаю кнопку полезнуюИ подымаюсь над бездною!И вот я в каменномФамильном гнездеГотовлюсь к экзаменамПо автомобильной езде.Готовлюсь у стенкиС квадратным вырезом,Где небо оттенкаИрисаПосередине с Сириусом.
* * *
Строится где-то, строится где-тоДом для меня, дом для меня.Там, за углом, за углом света,Там, за углом, за углом дня.Помню я дерево у плетняВ самом центре тихого лета.Дерево это, дерево этоТам, за углом, за углом света,Там, за углом, за углом дня.Был когда-то друг у меня,Где он — спроси у ветра ответа.Свидимся где-то, обнимемся где-тоТам, за углом, за углом света,Там, за углом, за углом дня.Праздность моя, звездность моя,Жизнь без расчета, жизнь без запрета –В небе ты канула, словно комета,Там, за углом, за углом света,Там, за углом, за углом дня.Только зубы покрепче стисни —Выстроим дом, выстроим домТам, за углом, за углом жизни,Там, за углом, там за углом.
* * *
По желобку на потолкеПроскальзывает занавес.А врач в халате, в колпаке,Качается невдалеке,Как будто из тумана весь.По комнате туда-сюдаПлывет сестрица-рыбица,А у врача-то борода,Как водоросли, дыбится!И начинается возня:Надвинулись халатами,Чтобы наверх тащить меняЦепями и канатами.А я лежу на самом дне,На самом дне беспамятства,А доктор что-то в ухо мнеРычит тартарарамисто!Меня, наверно, воскресят.Случаются ведь странности.И к человечеству назадПрепроводят в сохранности.Я снова стану сгустком чувств,Я снова стану хищником,Я снова жадно восхищусьКаким-нибудь булыжником!Иль облупившейся стенойС какой-нибудь царапиной,Иль в дождь дорогою ночной,Закапанной, заляпанной.
ПРИМЕЧАНИЯ
Настоящее Собрание сочинений Ивана Елагина — первое как в России, так и за ее пределами. Лишь дважды при жизни Елагина выходили книги его «избранных» стихотворений и поэм, причем окончательно выверенным и соответствующим последней воле авторской воле может считаться лишь первое «избранное»: сборник «Под созвездием Топора», выпущенный в 1976 году в издательстве «Посев» во Франкфурте-на-Майне. Второе «избранное» — вышедший в 1986 году сборник «Тяжелые звезды» — составлялось в спешке, в качестве предсмертного подарка умирающему поэту, причем составитель, Л. Д. Ржевский, скончался даже раньше самого Елагина. Никаких заметных поправок в стихах Елагин не сделал, не была введена даже та правка, о которой совершенно точно известно, что он решился на нее. Между тем именно эта книга стала для Елагина последней, и менять текстологию вошедших в нее стихотворений составитель не решился.
Поскольку две первые книги Елагина, вышедшие в Германии, были позднее почти полностью введены автором в итоговый для него (на год издания книги) сборник «По дороге оттуда» (1953), текст этого сборника воспроизводится почти без изменений, за исключением тех стихотворений, что повторялись в более поздних «избранных», где текст воспроизводится по последней авторской публикации; то же относится к последующим сборникам — «Отсветы ночные» (Нью-Йорк: Новый журнал, 1963), «Косой полет» (тот же издатель, 1967), «Дракон на крыше» (Роквилль: Изд-во Виктора Камкина, 1973) и «В зале Вселенной» (Анн-Арбор: Эрмитаж, 1982). Разделы «Новые стихи» в книгах «Под созвездием Топора» (1976) и «Тяжелые звезды» (1986) без изменений печатаются под соответствующим заглавием и введены в хронологический корпус.
Никогда не переиздававшаяся при жизни Елагина пьеса «Портрет мадмуазель Таржи» печатается по единственному прижизненному изданию (Мюнхен, 1949) с исправлением очевидных опечаток.
В раздел «Несобранное» включены стихотворения, не входившие в перечисленные «канонические» сборники. Сюда введены два стихотворения, исключенных поэтом при переиздании мюнхенского сборника «Ты, мое столетие!» (1948) в корпусе книги «По дороге оттуда» (1953), а также стихотворения из сборника «Курган» (Франкфурт-на-Майне: Посев, 1987), составленного самим Елагиным, но вышедшего посмертно: эта небольшая книга объединила все, что написано Елагиным в условном жанре «политической лирики», — несколько стихотворений печатались в «Кургане» впервые; остальные стихотворения взяты со страниц «Нового журнала» (Нью-Йорк) и поэтического ежегодника «Встречи» (Филадельфия). Полностью, согласно неоднократно высказанной воле Елагина, исключена его книга «Поэтические фельетоны в стихах» (Мюнхен: Изд-во ЦОПЭ, 1959).
В Собрание сочинений не вошли также поэтические переводы Елагина (за исключением введенных самим поэтом в сборники переводов из Рильке и Дагмары Ник) и многочисленные стихотворения «не для печати»: домашние послания, пародии, дружеские поздравления и т.д. Не включены стихотворения довоенного периода, сохранившиеся в Москве и Киеве, но самим поэтом не изданные.
Настоящее издание стало возможным лишь благодаря разрешению вдовы поэта, Ирины Ивановны Матвеевой (Елагиной), данному исключительно издательству «Согласие», за что и составитель, и редактор, и руководитель программы «Согласие» (а также, надо полагать, все будущие читатели) приносят ей огромную благодарность.