Собрание Сочинений в двух томах. Том Первый. Стихотворения

Елагин Иван

* * *

Лидии Шаляпиной

На проспекте сносят дом.Старый дом идет на слом.Сокрушая непрестанноДома пыльное нутро,Стенобитного таранаСвищет в воздухе ядро.Оседают, грохоча,Пирамиды кирпича.Обнажается проём,Где сидели мы вдвоёмЗа обеденным столом.Всё на слом идет, на слом.Вот и нет окна ужеНа четвертом этаже,Освещенного луной,С папиросою ночной,С переливчатым стеклом.Всё на слом идет, на слом.Только сердце непременноХочет всё на старый лад —Там, где выломлены стены,Люди в воздухе висят.Люди ходят, люди курятВ высоте и в пустоте,А на самой верхотуреПозабылись двое те,Будто плавают в водеИль подвешены к звезде.И становится мне страшноЭтой выси голубой,Где качаюсь я вчерашнийНад сегодняшним собой.Где-то там, вверху, в проломах,Я остался в прошлых днях,Я запутался в объёмах,Я застрял во временах.Это сердце дни и ночиГлухо хлопает крыломИ минувшего не хочетНичего отдать на слом,И

из сил последних самыхПодымает надо мнойПамяти воздушный замокТам, где рухнул дом земной.

СОВРЕМЕННАЯ БАЛЛАДА

Завязка баллады моей коротка:В лифте злодей удушил старика.Лунным сиянием взмылен,Кричал романтический филин.Вернее, была витринаИ чучело филина пыльное, дымнолохматоеСредь рухляди всякой старинной.Сиянье неоновой трубки голубоватое, матовое.Крики. Свистки.Луна-маскировщица.И толпа на кускиРастерзала злодея у лавки старьёвщика.…Кусок окровавленныйУволок сверхпрославленныйФильмовой постановщик,Поставщик поножовщин!А ногу отгрыз хореограф.Он даже от радости плакал.Из дел, исключительно мокрых,Он ставил балетный спектакль!А прозаик кровью налился,Человечины налопался, —Влез путем психоанализаВ суть злодеевского комплекса!И кусок в полпуда весомДраматург урвал для пьесы!Вместо старых действий(Для чего считать их?)Пьеса в трех убийствахИ в шести кроватях.Тема-то какая!«Кокаин и Каин».Вгрызались в месиво пунцовое,Над трупом чуть не подрались,И вот последним кость берцовуюВ зубах уносит журналист!Но ни в одной строкеНи слова о старике.В свете современностиИ научных книгНе представляет ценностиУдушенный старик!А ему того и надо,Раз баллада, так баллада,И ко всем этим сволочамОн является по ночам.Подберется тихо сзадиИ огреет по крестцу!Разрешается в балладеРазвлекаться мертвецу.

* * *

Проходил я через зал, через зал.Я поэт и фантазёр, фантазёр.Подошел я к режиссёру и сказал:— Уходи и не мешай мне, режиссёр!Только знаю — не уйдёт, не уйдёт.Он стоит и говорит, говорит.— Лучше руку ты протягивай вперёд,Принимай-ка поторжественнее вид!Сколько раз мне повторять, повторять:Мне не нужен твой урок, твой урок.Но мне слышится опять и опятьРежиссёрский говорок, говорок:— В этом месте нажимай, нажимай!Без нажима не проймёшь, не проймёшь!Я послушался — хватил через край,И стихи я загубил ни за грош!Пусть у каждого дорога своя,Дайте каждому полет и простор!Отвяжись ты, отвяжись от меня,Не мешай мне, не мешай, режиссер!Но он где-то возле стен, возле стенПродолжает тарахтеть, тарахтеть,И в квадратики его мизансценПопадаю я, как перепел в сеть.Был когда-то я удал-разудал,По колено были все мне моря,Но я чувствую, что куклою стал,Кто-то дергает за нитку меня.В один голос недрузья и друзьяУтешают: «Ничего, ничего,В том и выразилась драма твоя,Что игралась в постановке его!»

* * *

Т.и А. Фесенко

Чучелом в огородеСтою, набитый трухой.Я — человек в переводе,И перевод плохой.Сколько я раз, бывало,Сам себе повторял:— Ближе к оригиналу! —А где он, оригинал?Оригинал видали, –Свидетели говорят, —В Киеве на вокзале,Десятилетья назад.Кругом грохотал повальныйАртиллерийский гул.В зеркале вокзальномОригинал потонул.Ворошить не хочетсяДавние дела.Наспех судьба-переводчицаПеревела-наврала.Я живу на расстоянииОт страны моей студеной.Я живу — на заиканиеС языка переведенный.И живу я в переводеС неустройства на уют.У меня на стол по модеСо свечами подают.И внутри моей машиныМягкие сидения.Я переведен на шиныС пешего хождения.Без особого уронаМой испуг переведёнС лозунгового жаргонаНа рекламный жаргон.Точно бред политбесед,Распродаж ажиотаж!Пунцовею, разогрет,В пот меня кидает аж!В оригинале — откровенье,А в переводе — подражанье,В оригинале — вдохновенье,А в переводе — прилежанье!В оригинале — на восходе,И на закате — в переводе!И по прямой — в оригинале,А в переводе — по спирали!И я волшебник по природе,А литератор — в переводе,В оригинале я — на взводе,Навеселе в оригинале,А на режиме в переводе,И переводу до вина ли?Скользило время еле слышным,А стало звонче междометья,В оригинале — двадцать с лишним,А в переводе — полстолетья!

У ПАМЯТНИКА МАЯКОВСКОМУ

Стих отгремел последний —И над РоссиейСтоит он —Двадцатидвухлетний,Стоит красивый!Стоит бронзовый,Стоит каменный,И небо над нимРозовой храминой!Был бы памятник, а найдутсяГолуби и вольнодумцы!Руки в карманы сунувши,Глаза подымая вверх,Читают сердитые юношиСтихи про атомный век,Про атомный, про урановыйЧитают, сердца протаранивая!Гневные, запальчивыеДевочки и мальчикиВыходят, как на подмостки,А сверху над головойПамятник-МаяковскийСлушает, как живой.От стихов в столетьи атомномС ног диктаторы не валятся,Но когда-то и на мамонтовВыходили люди с палицей!Клыкастых мамонтовКосматые массивы—Кому они ныне памятны?А люди и ныне живы!Девочки в скромном ситчике,В открытых рубашках мальчикиВот они, — динамитчики,Перовские, Кибальчичи.Восторженные девчата,Поэты неряшливые—Вот — взрывчаткаСамая страшная!В

кабинетах и президиумахОблысевшие держиморды —Видимо-вас-невидимоРасселось балластом мёртвым!А солнце проглядывает,Рассвет дымит!Это под вас подкладываютМальчики — динамит!

ГРИНВИЧ ВИЛИДЖ, 1970

Ходят парни, увешаны бляхами.Ходят девки в штанах раструбом.И на шеях болтаются, брякая,Амулеты с акульим зубом.Грозные лица пророков,Лица марий магдалин.Но в сердцах не шумит у них вереск долин,А гремитДинамитИ пироксилин.Эх! Поднять бы на воздухКупол со знаменем в звёздах!Эх! Разнести бы в кускиВсё от доски до доски!Чтобы в зареве багряномЗубья высились руин.ЛСД.Марихуана.Кокаин.И героин.А у папенек, а у маменекПо десять домов каменных!В банках тыщи,Порядок заведенный,И океаны скучищиЗа каждой тарелкой обеденной.И на папашДети глядят брезгливо:Дескать, родитель нашПышно созрел для взрыва.Папашу на бочку пороховую,Да запалить фитиль!И сразу же Синюю птицу живуюПоймают Тильтиль и Митиль.Я в жизнь прославляю веру —Жить не разнравилось мне.Подыскиваю пещеруНа солнечной стороне.После великого взрываВеликим пойдём путём:И колесо, и огнивоСнова изобретём.

* * *

Занавеска над ванной, как парус.А я в ванне сижу и купаюсь.Я блаженствую, я разомлел.Моя очередь жить на земле.Я купаюсь, я мылюсь, я парюсь,Надо мной занавеска, как парус.Я смотрю, как искристая пенаУгасает на мне постепенно.Уплывает в парах моя ваннаС занавескою из целлофана,Уплывает средь пара и плескаЦеллофановая занавеска.Я блаженствую, я разомлел.Моя очередь жить на земле.Моя очередь спать и проснуться,Пить чаи из цветастого блюдца.Я свой собственный важный посол,Уплывающий в мыльный рассол,Я министр без штанов и портфеля,Простофиля и пустомеля,Моя очередь жить нараспашку,Нализаться в веселой компашке,Чтоб в звенящем, блестящем бокалеДалматинские звезды мигали,Чтоб луна мне казала гримасы(Занавеска звенит из пластмассы).А луне холодок нипочём.Так и прёт с оголённым плечом.За окном океаны косматы(Занавеска дрожит из пластмассы).И меня пролетающий ангелПоливает из лунной лоханки.Звезды сваркой слепят автогенной,Звезды падают мыльною пеной,Занавеска, как парус, над ванной,А я в ванне блаженный и пьяный.

* * *

Блещет осень окалинойНа листве жестяной.В беспорядке наваленыОблака надо мной.И деревья вдоль длинногоПролетают шоссеВ серо-буро-малиновойОдичалой красе.В легковом, темнолаковомЯ носился авто,Я тоску уволакивалКилометров на сто,Чтоб все беды и горестиНа прогоне сквозномГоризонтом и скоростьюЗаливать, как вином.Ходит ветер задирою,Лист мелькает, багрян,И закат спроектированНа широкий экран.Листья машут и кружатся,И летят, и летят,И охваченный ужасом,Я влетаю в закат.Мы летим вверх тормашками –И машина, и я,Грохотаньями тяжкимиТишину раскроя.У какой-то обочиныЯ сиянием стал,И в куски развороченныйРазлетелся металл.…Вся дорога осенняяВ красноватом чаду.Никакого сомнения,Что уже я в аду.И в авто темнолаковомЯ плыву по шоссе,День и ночь одинаковоШебуршит в колесе.И в сидении кожаном,Погружась с головой,Я сижу подытоженный,Как баланс годовой.Автострада протяжнаяПредо мною легла,И какие-то важныеУ меня есть дела,А у туч — фиолетовыйИли розовый цвет.Право, дела до этогоНикакого мне нет.Непрерывно по радиоСлышу я репортаж.Непрерывно в досаде яНа осенний пейзаж:Ну какой же от осениЧеловечеству прок?Только листья разбросаныУ шоссейных дорог.Восседаю подтянутый.Мы такие тут все.Мы серьезны. Мы заняты.Мы плывем по шоссе.Мы солидные личности.Каждый грузно-суров.Никакой хаотичности.Никаких катастроф.

* * *

Л. и Г. Ржевским

Ваш дом — он весь в зеленых пасмах,С лесной чащобою в родстве,И подымает солнце на смехПрореху каждую в листве.Тут озеро совсем под боком,И слышно, как из тихих водВдруг щука, вымахнув с подскоком,В осоке радостно плеснёт!А в озере — десятки тысячСлепящих солнечных огней…Закинем, Леонид Денисыч,На двухфунтовых окуней!Люблю я, удочку забросив,Почувствовать, как там, весом,Усатый, точно Франц-Иосиф,Уже барахтается сом!Уютно тарахтит моторка,И парит августовский зной,И наполняется ведёркоБлестящей тварью водяной.Тут скромно поверяет авторСвои мечтания стихуО том, что Ганя сварит chowder,А по-российскому — уху.

* * *

На меня налетает велосипед,И водитель осоловело сопит.Начинается мой коридорный кошмар.Разрывается рядом резиновый шар.Точно выбит ударом лихим из седла,Я лечу, ударяясь об угол стола.Ах, зачем на пути повстречался моёмЭтот вал крепостной, этот рыцарь с копьём?А вокруг беготня, а вокруг толкотня,И медведь из-за кресла глядит на меня,Надвигается смех, расстилается смех,Смех пушистый, и мягкий, и теплый, как мех,Здесь проходят по комнатам, как по лесам,Это сказочный мир — и я сказочный сам.Это сын мой — трехлетний тиран-феодал —По квартире игрушки свои раскидал.