Собрание сочинений в одном томе
Шрифт:
— Опять опаздываешь. Раньше этого не случалось.
— Раньше ты бы сказал мне «здравствуй» и вытянул из-за спины цветы, — ответила Лена.
— Здравствуй. — Николай (так его звали) вытянул из-за спины цветы: — Это тебе.
— Как мило, — сказала она. — Мило, но поздно. Настроение ты мне уже испортил.
— Ты мне его испортила месяц назад, и с тех пор доводишь дело до конца. Ладно, идем. — Он взял ее за плечо, высокий и злой, и повел вдоль тротуара.
Им почему-то уступали дорогу.
— Поговорим мы когда-нибудь нормально, без подтекста? — спросил он.
— И
— Все! Когда ты выйдешь за меня замуж? Что с тобой происходит этот месяц? Почему ты никогда не приглашаешь меня к себе, даже когда у тебя друзья? И еще двадцать два вопроса — список забыл дома, но пока хватит трех.
Она ответила очень серьезно:
— Но на это не хватит твоего обеденного перерыва, и потом, я должна подумать. Может быть, потом?
— Никаких потом. — Он остановился и, жестикулируя обеими руками с растопыренными пальцами, выпалил: — Сейчас! Здесь! Когда ты выйдешь за меня замуж?
— Не знаю.
— Так! Раз. Что с тобой происходит?
— Не знаю.
— Так! Два. Почему…
— Не знаю. — Она не дала ему закончить и повторила: — Не знаю.
— Прекрасно! — Он был в ярости, но говорил как будто даже спокойно. — Я не люблю ни к кому предъявлять претензий, тем более в чем-то упрекать и о чем-то просить. Это противно. Я не привык. Я ушел от нее тоже поэтому. Только там было по-другому. Там она, наоборот, все знала. Но я не хотел ни о чем просить. Ты понимаешь? Я все привык делать сам. И не собираюсь перевоспитываться. Сейчас я уйду, а ты, когда будешь что-то знать, — позвони.
— С тобой, наверное, очень трудно. — Во время этой бессвязной тирады она как-то странно смотрела на него, как будто изучала или решала что-то. Каким-то долгим и пристальным взглядом. — Наверное, очень трудно, — повторила она. — Ты не надо так со мной, Коля, я это уже видела, и мне это не нравится.
— Что? Что я делаю тебе предложение? И потом, почему трудно! Ты попробуй!
— Я больше не хочу пробовать! А не нравится мне то, что ты все привык — сам…
Перед ней стоял большой и растерянный, уверенный в себе человек и прикуривал от своей же сигареты.
— Наверное, я тебя люблю, но на все твои двадцать пять вопросов пока могу ответить <не знаю>. Пока! Ну почему это тебя так раздражает?
— Ты хочешь сказать: не гони картину, — пошутил он, успокоившись. — Но ведь ты знаешь, почему это. Для меня — с тобой все ясно. Я все давно выяснил для себя. Я хочу быть с тобой! И чем скорее, тем лучше. Вот. А теперь я ушел, а ты позвони. — Он повернулся и быстро пошел прочь, и все почему-то уступали ему дорогу.
Она долго глядела вслед тем же странным оценивающим взглядом. Вот рядом остановилось такси, кто-то вышел, она спросила: «Свободны?» — и уехала.
Машина остановилась у особняка с вывеской «Маяк» — и внизу: «Лит. издательство». Лена вошла в помещение, поздоровалась со всеми в громадной комнате и вошла в небольшой кабинет. За столом сидел вчерашний Виктор Евгеньевич.
Он встал и раскланялся, слишком как-то любезно.
— Как дела? —
— Это я у вас хотела спросить, — улыбнулась Лена.
— Леночка, огорчу! Защищал как мог, все уже почти решили, а потом этот мерзавец из… ну, словом, неважно кто, — положил мне на стол вырезку. А там — ваш уважаемый автор послал поздравление солдатам, воюющим во Вьетнаме. Где он только ее раскопал? — непонятно. На французском языке. Я ему пишу: «Откуда?» — а он мне: «Неважно», — и так многозначительно посмотрел… Вот так. — Виктор Евгеньевич перевел дух и загрустил.
— Какая ерунда! — Лена не знала, что сказать. — Ведь книга-то от этого не хуже. Ведь… может быть, никто этого не знает, — она с надеждой взглянула на шефа, — не знает про поздравление…
— Этот тип знает — и достаточно, — печально произнес шеф.
— Теперь что же, ждать, когда он даст опровержение или подвергнет критике существующий строй в Англии? Но ведь это он отлично делает в книге. — Лена была расстроена, но… что она могла поделать!
А он серьезно ответил:
— Да! Придется ждать.
— Но, может быть, в этом ничего такого нет! Подумаешь — поздравил с Новым годом! Он ведь не написал: «Молодцы! Так держать!» Может быть, ничего, а? — Она еще надеялась.
— Нет, Лена, нет! Сейчас нельзя. — Виктор Евгеньевич, казалось, сам страдал. — Потерпите.
— Хорошо, — вздохнула она. — Но я все-таки начну переводить. Там видно будет!
— Дело ваше! Мы не можем заказывать этот перевод. — Он развел руками. — А там — дело ваше.
— Мне очень обидно, Виктор Евгеньевич, — Лена не сдержалась. — Чего вы боитесь? Ведь вы заслуженный человек, воевали, вы даже говорили, что были в СМЕРШе. У вас все хорошо. Ведь вы ничем не рискуете! И потом, это ведь действительно великолепная книга!
— Я здесь ни при чем, — мягко остановил Виктор Евгеньевич, — и мое прошлое и настоящее — тоже. Я не хочу класть партбилет на стол. Он мне слишком дорого достался. А от книги я не в восторге, и потом, Лена, вы ведь не маленькая девочка и все понимаете! Только не надо расстраиваться. Ведь не один же он пишет книги.
— Я буду переводить только это! — Она встала, процедила: — До встречи! — и вышла.
По набережной шли двое. Он и она. Почти одного роста. Он был с открытым широким лицом, в меру обаятельный, и без остановки говорил. Звали его Алексей. А она — это была Лена. Она слушала и улыбалась.
— Так это ерунда, — волновался Алексей, — надо просто выкрасть эту вырезку и уничтожить. Может быть, другой такой во всем Союзе нет. А пока он раскопает копию, будет поздно. Я сам берусь выкрасть. А? Лена! Ты не будешь презирать меня за воровство?
— Конечно, нет, но это невозможно. Я даже не знаю, у кого она, — ответила Лена.
— А может, он все придумал, твой шеф, а? Может, он все придумал! Просто сам не хочет возиться, а перед тобой неудобно. Он… вообще, по-моему, ухаживает за тобой. Он ведь холостяк, верно? А ты не можешь не нравиться. Это естественно. Ты ужасно красивая, и… я даже… я… я тебя очень люблю.