Собрание сочинений в одном томе
Шрифт:
Говорил Николай. Он все время прикуривал от своей же сигареты и заметно нервничал.
— Я вас не знаю, — говорил он, — но дело общее. Поэтому надо условиться, чтобы не болтать вразнобой. Предупреждаю, что сейчас будет самум, может быть — даже цунами. Будет стучать кулаком, кричать: «Не позволю!», «Не время!», «Это риск!» А я считаю, что нечего ждать. Скафандр доведен, я уверен!
— Я тоже, — ответил Алексей. — И мы его дожмем. Только — спокойно. Дайте ему сказать — все, что он хочет. Не перебивайте. Пусть выплеснется. А потом мы по гвоздику: вы, я, вы, я. А на конец я припас для него подарочек.
— Что именно? — оживился Николай.
— Увидите.
— Слушай, давай на «ты»! Я так не умею, — предложил Николай.
— Надо бы выпить на брудершафт, но это потом. А пока — я согласен. Ты только, Коля, спокойно! Ладно?
— Попробую, — пообещал Николай.
Зазвенел звонок, и секретарша нырнула в кабинет.
Борисенко сидел за громадным столом с вентилятором и что-то просматривал. Какие-то листки. Это был лысый дородный человек в широких брюках с отворотами, какие не носят уже лет пятнадцать.
— Ну! Что они там? — спросил он секретаршу.
Та пожала плечами и ответила:
— Шепчутся.
— Ладно, давай зови. — Он как будто даже принял боевую стойку.
Девушка вышла.
— Вы можете зайти, — улыбнулась она молодым людям.
— Как он там? — спросил Николай.
— Ждет, — кратко ответила секретарша и застучала на машинке.
— Если меня занесет — кашляни, — попросил Николай.
— А если меня — чихни.
— Ладно, с богом! Девушка, сделайте так, чтобы никто не влезал, пока мы там, а? — сказал Николай.
— Хорошо. Идите, идите, а то он еще передумает. — Девушка распахнула перед ними дверь.
Они вошли и хором сказали:
— Здрасте!
Борисенко усадил их и бросился в атаку. Он всегда начинал первый, чтобы расставить точки над «i». Он вообще был против обороны и предпочитал наступление.
— Ну, так, — сказал он и продолжал с легким украинским акцентом: — Работа сырая, я не допущу риска. И что вы меня подгоняете! Жизнь человека — это есть человеческая жизнь. Я не хочу гробить испытателей! Это же ж семьдесят километров! Почти вакуум. Хоть малюсенькая пробоина, хоть в волос, — и это конец. Да что я вам объясняю, как маленьким! Сами все понимаете, и все равно: «Давай! Давай!» — Он остановился, ожидая возражений.
Николай было открыл рот, но послышалось легкое покашливание.
Тогда Борисенко, ободренный молчанием, разошелся:
— Каждый, так его и так, — Королев! А наука не терпит выскочек. Наука — это наука, а эксперимент — это эксперимент, и этого эксперимента — не будет!
Ответом ему снова было молчание. И он окончательно распоясался:
— Вам что — не терпится премию отхватить?! Больно спешите, молодые люди! Меня вот и похвалили-то первый раз в сорок, а вам уже сейчас Нобелевскую давай! В науке нет места стяжателям. В науке можно работать с чистыми руками. — Он поднял перст, помахал им и сел. — Вот так.
— Николай Ильич! — Николай сделал паузу, но кашля не было.
— Давай-давай, — тихо сказал Алексей.
— Николай Ильич, вот я и этот товарищ — он от наших заказчиков и тоже занимается скафандром, — мы уверены в успехе. Скафандр готов к испытаниям в барокамере.
— Как это можно доказать? — спросил Борисенко.
— Как? Только экспериментом, потому что предварительные испытания
— Эксперимента не будет! Будьте уверены.
— Будет, черт побери, будьте уверены, будет! — Николай закусил удила. — Вы полгода мурыжите работу. И знаете, почему? Потому что сами не имеете к ней отношения. Вам хочется приобщиться. Да за-ради Бога! Я вашу фамилию первой поставлю, а хотите — единственной, — мне плевать. Но я вас, честно говоря, не пойму: ведь это же сделано у вас в лаборатории. Ведь у вас, не лично вами, но у вас, и неясно, почему вы — как собака на сене! — Николай уже не слушал ни кашля, ни междометий начальства.
— Я не собака! — крикнул начальник. — Выбирай выражения!
— Во-первых, прошу на «вы», а во-вторых, я сказал только «как собака на сене». Есть такая по<говорка>.
— А есть такая поговорка: от ворот поворот, — сострил вспотевший Борисенко, — и на этом все. Вот! — Получилось даже в рифму.
Николай взял себя в руки и, сдерживая ярость, сказал:
— В нем же подвижность семьдесят два процента. Вы знаете, как его ждут! Подумайте: семьдесят два процента, три четверти подвижности. Это же чудо! Неужели — так ничего и не екнуло, а?
— У меня никогда не екнет на авантюры. А вы — авантюрист. А авантюрист — это авантюрист, и я его не допущу до эксперимента. Я вообще могу вас отстранить. — Борисенко, казалось, даже сам удивился, как прост выход: взять и отстранить.
Николай побелел и процедил сквозь зубы:
— Ну это вы хватили! А потом, отстранить можно не только меня!..
— Мне надоело, — вскипел Борисенко, — надоело разговаривать в таком тоне! Я все сказал. Я не дам испытателей.
— Не надо испытателей, Николай Ильич, — сказал улыбаясь Алексей, который охрип от кашля, оказавшегося бесполезным. — Если вопрос в них — не надо, — повторил он и улыбнулся. — Нам как воздух нужна эта модель. Я руковожу схожими работами у нас в институте и неоднократно сам испытывал модели. Рискну и на этот раз, — просто сказал он, — тем более что уверен: никакого риска нет.
Оба Николая уставились на него и только моргали.
— К-к-кто вам разрешит? — выговорил наконец Борисенко.
— Как кто? Я сам себе и разрешу! Это в моей компетенции. Я просто беру это на себя — так сказать, беру себя на себя. А вы, если хотите знать мое мнение… — Николай фальшиво чихнул — и Алексей остановился на полуфразе.
— Да-да, продолжайте, — насторожился Борисенко.
— А вы, — докончил Алексей, — не несете никакой ответственности. Даже, напротив, скажут: «Действовал решительно» или там: «Работа ускорила полет и дала возможность производить работы в открытом космосе без прежней лишней траты энергии космонавтов». Ну и т<ак> д<алее>.
Он так подкупающе улыбнулся, что Борисенко поверил и сказал:
— Ну ладно тогда! Бог с вами! Но учтите, что риск есть риск! Вот так! Я дам добро, но…
Он махнул рукой и тут же подписал какую-то бумагу.
— Вот так, — повторил он и протянул ее Николаю: — На послезавтра. Все. — И он подставил свою вспотевшую лысину прямо под вентилятор.
— Доложите потом, — обратился он к Николаю.
— А вы разве не хотите присутствовать? Мы вас приглашаем, — съехидничал Николай. — Как же мы без вас?