Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах). Т.5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы.
Шрифт:
И автор «Капут» а, и его переводчик понимали, что все, что происходит в России, происходит не по вине народа, простых тружеников, которые теперь, получив среднее образование, могут себе позволить между сенокосами почитать «Евгения Онегина». Они наивны, эти люди, их легко можно обмануть, как их обманули в революцию. Об этой их наивности Малапарте рассказывает в
Мудрый Малапарте, созвучно Оруэллу с его «пролами», писал в «Капут»: «И в других странах Европы, которые вами оккупированы, вы точно так же можете разрушить родину аристократов, родину буржуа, но только не родину рабочего. Мне думается, что в этом весь, или почти весь смысл настоящей войны». Когда приходит беда, то вся нация, независимо от сословий, собирается под свои знамена, и Оруэлл говорит об этом тоже: «Наступает час, когда тебе всё равно, правая твоя страна или левая — неважно. Я понял, что весь мой пацифизм — ерунда, что я не могу быть объективным наблюдателем, что я буду воевать до последней капли крови». И это такая же естественная, генетическая реакция для человека — защита Родины, как естественна защита матерью своего ребенка, как животным — его детеныша, «до последней капли крови», и это естественно. А вот сама война — нет.
Картину войны книга Малапарта дает в совершенно необычном ракурсе. Это взгляд автора как бы изнутри, это психология войны, не войны вообще, а войны именно с немцами. Автор видел «страх» немецкой жестокости, тема этого страха явилась предметом его наблюдений и на первый взгляд парадоксального заключения, что больше всего они боятся «безоружных, беззащитных людей — стариков, женщин, детей». Даже собак на Украине они старались уничтожить всех поголовно, хотя обученных взрывать немецкие танки было не так уж и много. Малапарте видел, как этот страх растет по мере поражения немцев, как «меняется понятие победоносная война на проигранная война» и как меняется их ожесточение по отношению к пленным — лояльное в начале войны и беспощадно жестокое в ее конце.
Этот его вывод был самым страшным приговором заносчивой немецкой нации, держащей в страхе пол-Европы. Автор обнажает не только их моральное убожество, но и физическое, и образ непобедимого немца тает на глазах при ближайшем на него взгляде. Малапарте наблюдал их в сауне, в Финляндии, когда они, сняв свою роскошную, устрашающую, психологически действующую форму, — не только рядовые немецкие офицеры, но и такая грозная фигура, как Гиммлер, — теряют свою магическую силу превосходства над другими людьми. Эти «голые герои», не имея уже без прикрытия такого непобедимого вида, производят впечатление жалкое и омерзительное.
В этих сценах автор становится особенно беспощадным, демонстрируя, что эти нелюди даже не отдают отчет себе в гнусности своих поступков, уверенные, что им все позволено и что они уже хозяева мира. Играя не по правилам и переходя черту, они всегда проигрывают в этой своей жестокой игре без правил, проигрывают не только людям, но и животным, которые, вопреки логике силы, оказываются их «смелыми и благородными противниками», желающими в честной борьбе отстаивать свое право на жизнь, или даже на смерть. Борьба немецкого генерала с лососем — драматическая и одновременно комическая сцена в книге. Над злобствующим генералом смеются финны, смеется природа, смеется рыба, которую он не может победить в честном поединке, и в гневе приказывает выстрелить ей в голову
И миграция лососей не в ближайшую Норвегию, тоже оккупированную Гитлером, а к Архангельску, к Мурманску, то есть в Россию, как бы символизирует ее победу над Германией. Москва, вставшая на семи холмах, принявшая эстафету после Рима от Константинополя, стала «Третьим Римом», оплотом православия. Именно Москва, Россия выиграла Вторую мировую войну (как выигрывала и Первую, если бы ей не помешали коммунисты во главе с Лениным, заключившим позорный Брестский договор). Именно Россия освободила всю Европу от коричневой чумы и «Первый Рим» — тоже, хотя формально в Италию и входили союзники-американцы.
России помогали Силы Небесные. Ее другом и молитвенником тогда был избран митрополит гор Ливанских — Илия, который молился Божьей Матери три дня и три ночи, без пищи, воды и сна. Она явилась ему в огненном столпе и сказала, что для спасения России должны быть открыты все храмы, монастыри, духовные семинарии и академии, закрытые после революции, что из тюрем и с фронтов должны быть возвращены все священники. Сталин, которому всё это передали через Русскую Православную Церковь, исполнил все предписания, и чудотворная Казанская икона Божьей Матери начала свое шествие по России, и была спасена Москва (которую облетели с иконой на самолете), и немцы на подступах к ней вдруг развернулись и не вошли в город с севера, хотя дорога была практически свободна; когда, обнесенный этой иконой, измученный, но выстоял Ленинград; когда немцев разбили под Сталинградом; а при освобождении Кенигсберга Божия Мать сама появилась в небе, и у немцев стало отказывать оружие. Они падали на колени, понимая, Кто помогает русским…
Все ассоциации Малапарта в «Капуте», как и окружающих его по книге людей, всегда так или иначе касаются судьбы Спасителя, и именно под этим углом зрения он рассказывает обо всех событиях современной истории. Его позиция Божественной основы жизни, Божьей на все воли звучит и в сцене «голгофы оленей»: «Олень — это Христос лапландцев. Осенью стада оленей, побуждаемые и ведомые инстинктом, тайным призывом, преодолевают огромные расстояния, чтобы достичь этих диких голгоф… Послушные и ласковые, олени подставляют шейную вену смертельному лезвию… Они умирают без крика, с патетической безнадежной покорностью… Это было похоже на «Пасху лапландцев», напоминающей жертвоприношение Агнца…»
Немцы и даже их союзники, ассоциируются у автора с животными, он видит по мере приближения конца войны «взгляд животного, таинственный взгляд животного… униженный, безнадежный взгляд оленя». Сравнивает он немца и с волком, «пресытившимся и отдыхающим»… «От позора и кровожадности этой войны даже немецкая жестокость угасала на их лицах. Все они имели на лицах и в глазах прекрасную чудесную снисходительность диких животных. У всех было сосредоточенное и меланхолическое безумие животных. Это ужасное христианское милосердие, которым обладают животные. «Животные — это Христос», — подумал я, и мои губы дрожали, мои руки дрожали»
Свою позицию, что суть мира в его взаимосвязи со всем окружающим и в его Божественном начале и что все подчинено единым законам, Малапарте подтверждает и в своей последней главе — «Мухи», в которой он описывает свое возвращение на родину, в униженную Италию: «Ежегодно новый бич обрушивается на Рим: в один год — это нашествие крыс, в другой — пауков, в третий — тараканов, а с начала войны — это мухи… Если война продлится еще немного, мы все будем съедены мухами… это именно тот конец, которого мы заслуживаем». Автор не скрывает своей горечи и боли, видя свою страну в таком ужасном состоянии, уставший сам от войны, «с запахом человека в поту, человека раненого, человека изголодавшегося, человека мертвого запаха, отравлявшего воздух несчастной Европы»; боль его, которая особенно горько пролилась на последних страницах книги, проходила через всё повествование, когда он много раз задавал себе вопрос, находясь в Европе: «А жива ли еще Италия?» Но то, что он здесь увидел, повергло его в шок: «разбитая, нищая, голодная, обезвоженная страна, с трупами, над которыми роятся тысячи мух», предстала перед его глазами на фоне его прекрасного родного «неаполитанского синего моря».