Собрание сочинений в пяти томах. Том 5. Пьесы и радиопьесы

Дюрренматт Фридрих

Швиттер. Возможно.

Ольга (тихо). Ты живой…

Швиттер. Знаю, это становится неудобно.

Ольга, заметив Августу, закрывает дверь и прислоняется к ней.

Ольга. За дверью… священник…

Швиттер. Его послала старшая сестра.

Ольга. Он мертвый.

Швиттер. Паралич сердца.

Ольга. А ты жив…

Швиттер.

В третий раз ты упрекаешь меня.

Ольга. В больнице я закрыла тебе глаза.

Швиттер. Весьма любезно.

Ольга. Сложила тебе руки на груди.

Швиттер. Мило.

Ольга. Привела в порядок цветы и венки.

Швиттер. Очнувшись, я осмотрел композицию.

Ольга. На прощание поцеловала тебя.

Швиттер. Приятно слышать.

Молчание.

Ольга. И что же теперь?

Швиттер. Извольте радоваться.

Она нерешительно идет к нему.

Ольга. Прости, что я только сейчас… Я… Я упала в обморок, когда вернулась в больницу, а ты вдруг больше не…

Швиттер. Представляю себе.

Ольга. Профессор Шлаттер не понимает, как это могло случиться.

Швиттер. Естественно. Я должен был лежать на секционном столе.

Ольга бросается ему на грудь, рыдает.

Вот еще.

Ольга. Ну, теперь все наладится.

Швиттер. Опять все начинается сначала.

Ольга. Я остаюсь с тобой.

Швиттер. Уважаемая Ольга. Целый год я то и дело лежу при смерти. Целый год меня то и дело спасают в последний момент. Хватит, надоело. Я скрылся от этой шайки медицинских тупиц. Хочу наконец спокойно умереть, без термометра во рту, без какого-либо аппарата, подключенного ко мне, без столпившихся вокруг меня людей. А посему уходи! Мы давно распрощались друг с другом, прощались десятки раз, и это уже становится смешно! Прошу тебя, образумься, испарись! Прощай! (Натягивает простыню себе на голову.)

Мухайм поднимается.

Мухайм. Я пойду. (Кланяется Ольге.) Мухайм. Великий Мухайм.

Ольга встает.

Я мог бы его убить. (Идет к двери.) Но умирающий — это для меня священно. (Уходит.)

Молчание. Швиттер сдергивает простыню с лица.

Швиттер (злобно). Ты еще здесь.

Ольга. Я твоя жена.

Швиттер. Моя вдова. (Садится.) До чего ж мне надоели эти церемонии. Подними шторы!

Она

поднимает шторы. В мастерской снова яркий солнечный свет.

Открой окно!

Она открывает.

Ботинки пастора! (Встает с кровати, хватает стоящие на полу ботинки пастора и убирает со стола его шляпу.)

Его шляпа! (Выбрасывает ботинки и шляпу за дверь и с грохотом ее закрывает.) Погаси эти проклятые свечи!

Она гасит.

В этой лицемерно-кадильной атмосфере я еще, глядишь, и выздоровею! Мне нужно солнце, чтобы умереть. Я должен задохнуться в его пекле. Выгореть. Дотла. Во мне еще слишком много жизни. (Хочет сесть в кресло, видит свои ботинки.) Мои ботинки. Они мне больше не нужны! (Бросает их за ширму, садится в кресло.)

Близнецы начинают пищать.

Смешно. Все время приземляюсь в это кресло. (Хочет выпить.) Пусто. (Ставит бутылку обратно на стол.) Августа!

В дверях появляется Августа.

Августа. Да, господин Швиттер?

Швиттер. Близнецы разорались. Гопля!

Августа. Сию минуту, господин Швиттер. (Выносит из-за ширмы бельевую корзину с близнецами.)

По лестнице поднялся Глаузер.

Глаузер. Господин лауреат Нобелевской премии, картины горят.

Августа. Тише, Ирма, тише, Рита… (Останавливается в дверях.) Может, и пеленки…

Швиттер. Ступайте! Коньяку! Еще бутылку!

Августа. Слушаюсь, господин Швиттер. (Исчезает, Глаузер тоже.)

Ольга. Шубу дать?

Швиттер. Не надо.

Ольга. Боли еще есть?

Швиттер. Нет.

Ольга. Это был дурной сон. Мне не надо было верить врачам.

Швиттер. А что еще оставалось?

Ольга. Они сказали мне еще год назад, что ты не выживешь.

Швиттер. Между прочим, я и сам догадался об этом.

Ольга. Твоему сыну они тоже сообщили, а тот разболтал всем девкам в барах. Везде судачили о твоей смерти, хотя ты еще не потерял надежды. Со мной разговаривали так, будто ты уже умер… Обращались как со шлюхой…

Швиттер. Ты же такой и была.

Молчание.

Твоя проклятая покорность меня доконает.

Ольга. Прости!

Швиттер. Я не надеюсь, что из ложного уважения ко мне ты не вняла просьбе какого-либо моего приятеля.