Собрание сочинений в пяти томах. Том 5. Пьесы и радиопьесы
Шрифт:
Августа. Может, позвать привратника?..
Ниффеншвандер. Положение хуже некуда.
Тишина.
Августа. Гуго!
Ниффеншвандер. Что?
Августа. Он открыл глаза.
Ниффеншвандер. Да ну?!
Швиттер (тихо). Сплошь обнаженная натура. Разве вы ничего, кроме вашей нагой жены, не рисуете?
Ниффеншвандер.
Швиттер. Черт возьми! А можно ли изобразить жизнь вообще?
Ниффеншвандер. Я пытаюсь это делать, господин Швиттер.
Швиттер. Уйдите!
Августа. Сейчас, господин Швиттер. Только вынесу близняшек.
Швиттер. Близняшек?
Августа. Ирму и Риту. Им шесть месяцев.
Швиттер. Пусть остаются.
Августа. Но пеленки…
Швиттер. Не мешают.
Августа. С них еще капает.
Швиттер. Ничего.
Ниффеншвандер. Августа, пошли!
Августа. Господин Швиттер… Я буду за дверью, если понадоблюсь.
Швиттер. Вы прелесть, Августа.
Августа. Спасибо, господин Швиттер.
Он слабо машет ей рукой на прощание. Августа выходит. Ниффеншвандер берет со стола банкноту и направляется к двери.
Швиттер. Ниффеншвандер!
Ниффеншвандер. Да, господин Швиттер?
Швиттер. Вы похожи на одного бельгийского министра.
Ниффеншвандер (в замешательстве). Вам виднее, господин Швиттер. (Выходит из мастерской.)
Швиттер остается в одиночестве. Лежит неподвижно, сложив руки. Кажется, что он уже умер; но внезапно он слезает с постели, открывает один из чемоданов и, стоя на коленях, в пижаме, принимается засовывать в правую печку его содержимое.
Запыхавшись входит пастор Эммануэль Лютц. У него приветливое, почти детское выражение лица. Ему сорок лет, он худой, белокурый, носит золотые очки, темный костюм, в левой руке держит широкополую черную шляпу.
Пастор Лютц. Господин Швиттер!
Швиттер. Вон!
Пастор Лютц. Славьте Господа, ибо Он благ, ибо вовек милость Его.
Швиттер. Не нуждаюсь в подобных изречениях. Убирайтесь!
Пастор Лютц. Я пастор Эммануэль Лютц из прихода святого Иакова. Приехал к вам прямо из клиники.
Швиттер. В священнике не нуждаюсь. (Разводит огонь в печке.)
Пастор Лютц. Ваша супруга призвала меня к одру больного.
Швиттер.
Пастор Лютц. Впрочем, я даже смутился. Вы всемирно известный писатель, а я обыкновенный пастор, никакого отношения к современной литературе не имею.
Швиттер. Есть тяга. (Шурует в печке.)
Пастор Лютц. Вам помочь?
Швиттер. Подавайте мне, пожалуйста, бумаги…
Пастор Лютц. С удовольствием. (Кладет шляпу на стол, берет из чемодана бумаги и передает их Швиттеру.) В больнице вы лежали без сознания, и я прочитал над вами девяностый псалом: «Господи! Ты нам прибежище в род и род».
Швиттер. Разгорается.
Пастор Лютц. «…Ты возвращаешь человека в тление и говоришь: возвратитесь сыны человеческие!» Жарко! (Вытирает пот.)
Швиттер. Хорошо горит.
В дверях показывается Августа.
Августа. Господин Швиттер…
Швиттер. Еще жив.
Августа. Да-да, господин Швиттер.
Швиттер. Жжем дальше.
Пастор Лютц(подавая бумаги). Пожалуйста.
Швиттер. Удивляюсь, как это вы меня раскопали.
Пастор Лютц. Через старшую медсестру. В бреду вы говорили, что хотите вернуться в свою прежнюю мастерскую. (Оторопев.) Господин Швиттер…
Швиттер. Что?
Пастор Лютц. Это же… это… Это же деньги, что мы…
Швиттер. Ну и что?
Пастор Лютц. Вот тысячная…
Швиттер. Верно.
Пастор Лютц. Целое состояние.
Швиттер. Полтора миллиона.
Пастор Лютц (в растерянности). Полтора…
Швиттер. Заработал писательством.
Пастор Лютц. Полтора миллиона. Но ваши наследники, господин Швиттер, ваши наследники…
Швиттер. Мне безразлично.
Пастор Лютц. Огромная сумма. Можно ведь накормить детей, обучить медсестер… а вы все сжигаете.
Швиттер. Догорело.
Пастор Лютц. Могу я взять хотя бы эту тысячную в фонд бесплатных больничных коек?..
Швиттер. Исключено.
Пастор Лютц. Или для магометанской миссии?..
Швиттер. Не может быть и речи. Я был бедняком, когда жил в этой мастерской, и бедняком желаю здесь умереть. (Продолжает жечь.)