Собрание сочинений в трех томах. Том 3

Федоров Василий Михайлович

Клянусь вам, Убежденный в том, Что старый миф О бывшем где-то, Когда-то веке золотом Придумывали не поэты. Беря былое в образцы, Душой доверясь Сказкам пошлым, Ленивцы, Жалкие слепцы, Они его искали В прошлом. Зато поэт, Он удивлен, Что разум, Не глухой к преданьям, Терзается воспоминаньем Далеких будущих времен. Все, все, О чем бы ни мечтали В года минувшие и днесь, Все, все, Что в будущее слали, Там, в дальних далях, Как бы есть. Тот

мир, Он есть, И потому, Как по закону эхолота, Времен грядущих позолота Пыльцой цветка Летит к нему.

«Нет, это все наветы…»

Нет, это все наветы, Что будто не дружны мы. Поэты, как планеты, Взаимно притяжимы. И те, что дружбой слиты, И те, что мечут громы. Слетит один с орбиты, Несдобровать другому.

«Жаждем истины во всем…»

Жаждем истины во всем, Жаждем веры, между тем Стало меньше аксиом, Стало больше теорем. В сфере солнечных орбит Заменился нешутейно Доказуемый Эвклид Недоказанным Эйнштейном. В прямоту путей своих Вносим новые охваты: Нет и не было прямых, Все прямые кривоваты. Но скажу вам горячо: Ничего вы не добьетесь, Если вам на каждый чох Нужно дюжину гипотез…

«В многомудром кураже…»

В многомудром кураже Знатоки и слов и слога Говорят, что о душе Говорю я слишком много. Мудрость века вороша, Похваляясь эрудицией, Говорят, что ты, душа — Не душа, а только фикция. Чем же ты нехороша Тем, которые в бесстрастности Говорят, что ты, душа, Кем-то выдумана В праздности. Как им втиснуть В мысль и в страсть, Что в далекой смутной вечности Ты, родная, зачалась Ради высшей человечности.

«Поумнела голова…»

Поумнела голова — Стали легкими слова, Легкими, как мячики, Что бросают мальчики. А бывали времена, Не давались письмена, В строчки неуклюжие Лезло слово дюжее. Поседела голова, Все ей стало трын-трава, Кроме всеми мыслимой Самой нужной истины.

«Поэзия — не профессия…»

Поэзия — Не профессия, Поэзия как любовь: Если уж есть, Так есть она, А нет — И не суесловь. Ах поэты, Проказники, Как вам строчить не лень, Поэзия — это праздники, А праздник Не каждый день.

«Я и эпик, я и лирик…»

Я и эпик, Я и лирик, А могу и на трубе. Каждый вечер панегирик Сочиняю сам себе. Каждый вечер говорю: «Я тебе, Василий, Сочиню и подарю Стих еще красивей». И когда Скажу вот так-то И пишу, себя пьяня, Появляется редактор, Отрезвляющий меня.

«По мере славы и по мере дней…»

По мере славы И по мере дней Все больше у меня Учителей. Все знатоки, И все чему-то учат В одной надежде, Что меня улучшат. Один из них Почти что приказал, Чтоб не скудел мой стих Строкою жгучей: — Режь правду-матку Недругу

в глаза! А сам свои отвел На всякий случай. Другой взывал К таланту моему, Слезой молил, Чтоб нежным оставался. — Да не хочу! — Ответил я ему. Он завздыхал: — Так-так, уже зазнался!.. Вот и боюсь Послушаться оплошно. Учиться б рад, Заучиваться тошно.

«Ты уверяешь, что родились мы…»

Ты уверяешь, Что родились мы Смягчать сердца И просветлять умы? Пожалуй что Оно бы так и было, Когда б живому Вольно жить и цвесть, Когда бы в жилах Наша кровь не стыла Ото всего того, Что в мире есть. Светлить умы Жестокости тупой? Смягчать сердца Идущих на разбой? Светлить! Смягчить! Прекрасен твой порыв, Но я признал Смягченье не любое. И сталь смягчают, Прежде закалив, Чтоб не ломалась та Во время боя!

«Мне б, не горбясь под ношею…»

Мне б, Не горбясь под ношею, Надо с прежней охотой Сделать что-то хорошее, Сделать доброе что-то. Мне б Взрастить, что насеяно, Ну хотя бы до всхода, И уйти, как Есенину, Под защиту народа.

«Секунда — миг, а все же…»

Секунда — миг, а все же И в ней дано меняться. Минуты непохожи, Как отпечатки пальцев. Но век людей не тешит Разборчивостью тонкой. Он дни и судьбы чешет Под общую гребенку.

«Мне библия романа не святей…»

Мне библия Романа не святей, Но, знающему счет Добру и худу, Обидно все же Видеть средь людей Защитников Предателя Иуды, Забыв и стыд, И правый суд времен, Мне говорит Его адвокатура, Что будто вовсе Не предатель он И не подлец… А сложная натура!

«Тем, жалким, что не нам поют…»

Тем, жалким, Что не нам поют, Тем, что с врагами Втайне ладят, Тем, что Россию предают, За рубежом Неплохо платят. Узнав цену Измен своих, Слепцы, Вы думали спесиво, Что платят вам За вас самих, А вам платили За Россию!

В ЦИРКЕ

Львы и псы? Прием не нов. На арену драк и драчек Дрессировщик грозных львов Выпускает злых собачек. Те и лают и визжат, Заглушаемые рыком, На арене мельтешат, Застелив глаза владыкам. Чтоб казалось, Что у львов, А у грозных и тем паче, Злее не было врагов — Этих шустреньких собачек.

МОЙ АДРЕС

Въезжая На Кутузовский, уже Вы гость мой, Ибо, шумом оглушив, Вы будете въезжать Мне прямо в душу И славно ехать По моей душе. По ней, Моей душе, Машины мчатся, Гудят, Визжат, Кудахчут. Что ж, терплю. Вы приезжайте, Можете стучаться И за полночь, Я все равно не сплю.