Собрание сочинений. Т. 1

Чёрный Саша

Ill

Ветер борется с плащом И дыханье обрывает. Ветер режущим бичом Черный воздух, рассекает. В небе жутко и темно. Звезды ежатся и стынут. Пляска волн раскрыла дно, Но сейчас другие хлынут. Трепыхаются кусты — Захлебнулись в вихре диком. Из бездонной пустоты Веет вечным и великим. Разметались космы туч И бегут клочками к югу. На закате робкий луч Холодеет от испуга. Волны рвутся и гремят, Закипают тусклой пеной, И опять за рядом ряд Налетает свежей сменой. Только лампа маяка Разгорается далеко, Как усталая тоска, Как задумчивое око.

IV

Еле льющаяся зыбь вяло плещется у пляжа. Из огромных облаков тихо лепятся миражи. Словно

жемчуг в молоке — море мягко, море чисто, Только полосы сквозят теплотою аметиста. Солнце низко у воды за завесой сизой тучи Шлет вишневый страстный цвет, тускло-матовый, но жгучий. Мокрый палевый песок зашуршит, блеснет водою, И опять сырая нить убегает за волною. Горизонт спокойно тих, словно сдержанная нежность, Гаснут тени парусов, уплывающих в безбрежность — Это тучи и вода с каждым мигом все чудесней Чуть баюкают закат колыбельно сонной песней…

V

Видно, север стосковался По горячим южным краскам — Не узнать сегодня моря, не узнать сегодня волн… Зной над морем разметался, И под солнечною лаской Весь залив до горизонта синевой прозрачной полн. На песке краснеют ивы, Греют листья, греют прутья, И песок такой горячий, золотистый, молодой! В небе облачные нивы На безбрежном перепутье Собрались и янтарятся над широкою водой. <1910>

СНЕГИРИ ^*

На синем фоне зимнего стекла В пустой гостиной тоненькая шведка Склонилась над работой у стола, Как тихая, наказанная детка. Суровый холст от алых снегирей И палевых снопов — так странно-мягко-нежен. Морозный ветер дует из дверей, Простор за окнами однообразно-снежен. Зловеще-холодно растет седая мгла. Немые сосны даль околдовали. О снегири, где милая весна?.. Из длинных пальцев падает игла, Глаза за скалы робко убежали. Кружатся хлопья. Ветер. Тишина. <1911> Кавантсари

НА ЛЫЖАХ ^*

Желтых лыж шипящий бег, Оснеженных елей лапы, Белый-белый-белый снег, Камни — старые растяпы, Воздух пьяный, Ширь поляны… Тишина! Бодрый лес мой, добрый лес Разбросался, запушился До опаловых небес. Ни бугров, ни мху, ни пней — Только сизый сон теней, Только дров ряды немые, Только ворон на сосне… Успокоенную боль Занесло глухим раздумьем. Все обычное — как роль Резонерства и безумья… Снег кружится, Лес дымится. В оба, в оба! — Чуть не въехал в мерзлый ельник! Вон лохматый можжевельник Дерзко вылез из сугроба, След саней свернул на мызу… Ели встряхивают ризу. Руки ниже, Лыжи ближе, Бей бамбуковою палкой О хрустящий юный снег! Ах, быть может, Петербурга На земле не существует? Может быть, есть только лыжи, Лес, запудренные дали, Десять градусов, беспечность И сосульки на усах? Может быть, там, за чертою Дымно-праздничных деревьев, Нет гогочущих кретинов, Громких слов и наглых жестов, Изменяющих красавиц, Плоско-стертых серых Лишних, Патриотов и шпионов, Терпеливо робких стонов, Бледных дней и мелочей?.. На ольхе, вблизи дорожки, Чуть качаются сережки, Истомленные зимой. Желтовато-розоватый Побежал залив заката — Снег синей, Тень темней… Отчего глазам больней? Лес и небо ль загрустили, Уходя в ночную даль,— Я ли в них неосторожно Перелил свою печаль? Тише, тише, снег хрустящий, Темный, жуткий, старый снег… Ах, зовет гудящий гонг: «Диги-донг!» — К пансионскому обеду… Снова буду молча кушать, Отчужденный, как удод, И привычно-тупо слушать, Как сосед кричит соседу, Что Исакий каждый год Опускается все ниже… Тише, снег мой, тише, лыжи! <1911>

НИРВАНА ^*

На сосне хлопочет дятел, У сорок дрожат хвосты… Толстый снег законопатил Все овражки, все кусты. Чертов ветер с хриплым писком, Взбив

до неба дымный прах, Мутно-белым василиском Бьется в бешеных снегах. Смерть и холод! Хорошо бы С диким визгом взвиться ввысь И упасть стремглав в сугробы, Как подстреленная рысь… И выглядывать оттуда, Превращаясь в снежный ком, С безразличием верблюда, Занесенного песком. А потом — весной лиловой — Вдруг растаять… закружить… И случайную корову Беззаботно напоить. <1911>

ИЗ ФЛОРЕНЦИИ ^*

В старинном городе чужом и странно близком Успокоение мечтой пленило ум. Не думая о временном и низком, По узким улицам плетешься наобум… В картинных галереях — в вялом теле Проснулись все мелодии чудес И у мадонн чужого Боттичелли, Не веря, служишь столько тихих месс… Перед Давидом Микеланджело так жутко Следить, забыв века, в тревожной вере За выраженьем сильного лица! О, как привыкнуть вновь к туманным суткам, К растлениям, самоубийствам и холере, К болотному терпенью без конца?.. <1910>

«В чужой толпе…» ^*

В чужой толпе, Надевши шляпу набекрень, Весь день Прогуливаю лень По радостной тропе. Один! И очень хорошо. Ловлю зрачки случайных глаз, Клочки каких-то странных фраз, Чужую скуку и экстаз И многое еще. Лежат в свободном чердаке Семьсот ребячеств без табу, Насмешка, вызов на борьбу И любопытство марабу, Как бутерброды на доске. Одно сменяется другим. Заряд ложится на заряд. Они в бездействии лежат, А я ужасно рад — Я вольный пилигрим! Хочу — курю, хочу — плюю, Надевши шляпу набекрень, Весь день прогуливаю лень И зверски всех люблю! <1911>

УГОЛОК ^*

В генуэзском заливе, Как сардинка, счастливый, Я купаюсь, держась за веревку. Плещет море рябое, И в соленом прибое Заплетаются ноги неловко. Синьорины с кругами Подымают ногами Водопады клокочущей пены. И купальные ткани, Обвисая на стане, Облепляют худые колена. Выхожу из купальни. Взор на парусе дальнем Задержался любовно и жадно… Хорошо на лоханке У рыбацкой стоянки Мирно думать под аркой прохладной. Страшно важные люди Загорелые груди Наклоняют над дымной смолою. Чинят сети и барки И медянкою яркой Молча красят борта над водою. Как значительны лица! В стороне кружевницы Быстро нитки сплетают в узоры. В жгучем солнечном свете Голоногие дети, А вдали пыльно-сизые горы. Вспыхнул голод-обжора… Накупил помидоров — Жадно в мякоть вонзаются зубы. Пальмы перья раскрыли. Запах соли и пыли. Спят домов светло-пестрые кубы. <1910> Santa Margherita

ЖАРА ^*

Куцый, курносый и жирный Виктор-и-Эммануил, В позе воинственно-мирной, Глазки в залив устремил. Пальмы вокруг постамента И фонари по углам. В ближней харчевне поленту С мухами ем пополам. Терпнет язык от киянти — Третья уж фляжка пуста. Мухи, отстаньте, отстаньте! Лезьте соседу в уста… Вон он на скатерти липкой, Губы развесив, уснул. Треплется ветер негибкий, С моря — то шорох, то гул. Рдеют ликеры на полках. Хмурится угол-жерло. Вдруг огневые иголки Солнце к нему провело. Занавес сальный и грязный Вздулся, — и сбоку видны Дремлющий мул безобразный И полисмена штаны. Эй! Синьорина Беллина! Новую фляжку и фиг. Пусть угасает невинно Миг, спотыкаясь о миг… <1911> Santa Margherita