Все было на авосе.Авось был на небосе.Все было оторви да брось.Я уговаривал себя: не бойся.Не в первый раз вывозит на авось.Полуторки и те с дорог исчезли,телеги только в лирике везут,авось с небосем да кабы да если,спасибо, безотказные, везут.Пора включить их в перечень ресурсов,я в этом не увижу пережим —пока за рубежом дрожат, трясутся,мы говорим: «Авось!» — и не дрожим.
«Единогласные голосования…»
Единогласные голосования,и терпеливые колесованияголосовавших не
едино,и непочтенные седины,и сочетание бесстрашияна поле битвыс воздетыми, как для молитвы,очами (пламенно бесстыжие),с речами (якобы душевные),и быстренькие удушенияинаковыглядящих, инакоглядящих, слышащих и дышащих.В бою бесстрашие, однако,готовность хоть на пулеметы,хоть с парашютомне сопрягается, не вяжется,не осмысляется, не веруется.Еще нескоро слово скажетсяо том, как это дело делается.
СЫН НЕГОДЯЯ
Дети — это лишний шанс. Второй —данный человеку богом.Скажем, возвращается домойнегодяй, подлец.В дому убогомили в мраморном дворце —мальчик повисает на отце.Обнимают слабые ручонкимощный и дебелый стан.Кажется, что слабая речонкавсей душой впадает в океан.Я смотрю. Во все глаза гляжу —очень много сходства нахожу.Говорят, что дети повторяютмногие отцовские черты.Повторяют! Но — и растворяютв реках нежности и чистоты!Гладит по головке негодяйни о чем не знающего сына.Ласковый отцовский нагоняйизлагает сдержанно и сильно:— Не воруй,не лгии не дерись.Чистыми руками не берисьза предметы грязные.По городуходит грязь.Зараза — тоже есть.Береги, сыночек, честь.Береги, покуда есть.Береги ее, сыночек, смолоду.Смотрят мутные его глазав чистые глаза ребенка.Капает отцовская слезана дрожащую ручонку.В этой басне нет идей,а мораль у ней такая:вы решаете судьбу людей?Спрашивайте про детей,узнавайте про детейнет ли сыновей у негодяя.
«Полюбил своей хладной душой…»
Полюбил своей хладной душой,то есть был услужлив и верен,знал, докуда за ней бы дошел,где бы бросил, если велено.Все же это была любовь,чувство, страсть были в этом все же,и она была подорожечувства, страсти всякой любой.Полюбил и ждал от неетой же верности, той же страстив тех же рамках закона и власти,регулирующих бытие.
«А ты по-прежнему точен…»
А ты по-прежнему точен:входишь с боем часов.И голос твой все жесточесреди иных голосов.А ты по-прежнему вежлив,как современный король,и хамствуешь только, ежлитак предписала роль.А ты по-прежнему скромен,ровен, тих.В меру постноскороментвой аккуратный стих.А я по-прежнему тожененавижу тебя до дрожи.Все между нами ясно,точно, понятно,слова не скажем напрасно,и это очень приятно.
«Женщины, с которыми — ты…»
Женщины, с которыми — ты,те же, что у гения.Но ему — чистота их красоты,чудные мгновения.Тебе достанутся рост и мастьи
ничего особенного.А гений имеет власть — кластьпечать. Своего, особенного.Гении ходят с ними в кино,слушают те же банальности.Гениям ничего не дано,кроме их гениальности.Нет, дано. Женщину ту,виданную, перевиданную,люди увидят сквозь мечту,увидят его видением.И вот берется Анна Керни добавляется чуть в нее.Все остается с подлинным вернои все же — мгновение чудное.
«Современность, нынешнесть, сегодняшнесть…»
Современность, нынешнесть, сегодняшнесть:мочеполовая спиртоводочность,песня из полсотни полусловточных и привычных и скалдырных,автомотофотохолодильник —это в понимании ослов.Но свобода, равенство и братствопонемногу движутся вперед,и в междупланетное пространствовремя межвоенное идет.Вечный холод выморозит подлость,вечный жар сожжет ее дотла,и галактики медвежья полостьнаши запахнет слова-дела.Или поумнеют люди как-то,проберутся между ваших вех,и взойдет, словно в пустыне кактус,крепкий и колючий человек.
«Расставляйте покрепче локти-ка…»
Расставляйте покрепче локти-ка,убирайте подальше лапти-ка,здесь аптека, а рядом оптика,фонарей и витрин галактика.Разберитесь, куда занесловас, с побасками и фольклором,избяным, неметеным сором:это — город, а не село.Это — город. Он — большой.Здесь пороки свои и пророки.Здесь с природой и с душойне прожить. Нужна сноровка.Это — город. Взаимная выручкарастерявшихся хуторянне заменит личной выучки,если кто ее растерял.Если кто ее не приобрел,замечтавшись и засмотревшись,хоть степной, но все ж — не орел,хоть и конный, а все же пеший.
«Совесть, как домашняя собака…»
Совесть, как домашняя собака,не хочет своего кусать.Надо бы в лицо сказать,а совесть, как домашняя собака,не хочет своего кусать.Сказать в лицо значит посмотретьв глаза. И выдержать. И вынестиответный взор обиженной невинности.Сказать в лицо. Нет, лучше — умереть.Нет, лучше не сказать и не смотретьв глаза.А совесть?Что ж, она не просится.Накормлена — и смирная она.Домашняя. На своего не бросится.Зимой она безропотно морозится.В жару — не бесится.Какого же рожна?Раз так — не обижайся и терпии жди, пока она рванетсяи что-то вспомнит и с цепис железным громыханием сорвется.
«Старая записная книжка!..»
Старая записная книжка!Все телефоны уже не действительны:знакомые получили квартиры —раньше они снимали углы,девушки вышли замуж — девушкам не позвонишь.Я тоже женился. Мне тоже — не позвонишь.Товарищи сменили позиции.Одни — легко, как пулеметы.Другие — с трудом, как осадные пушки.Товарищам теперь не позвонишь.Я — тоже сменил позициюв результате идейной эволюциипо причине повзросленияв связи с давлением времениили (есть такая точка зрения)по той же причине,по которой это сделали товарищи.У одной Лили Юрьевны Бриктот же самый телефон,только с другими цифрами.