Собрание сочинений. Т.1. Фарт. Товарищ Анна

Коптяева Антонина Дмитриевна

Держа под мышкой, точно банный веник, огромный букет из махровых астр, левкоев и георгинов, Егор медленно шел по прииску. Он был доволен удачным днем, очень растроган общим вниманием и даже этим неудобным, стеснявшим его букетом.

Было часов семь вечера. Светло желтели новые постройки прииска, широко раскинутого по долине. Везде виднелись груды еще не убранной щепы, а грузовики и тракторы все подвозили смолисто-пахучие лиственничные бревна. Егор остановился против еще не достроенного клуба и засмотрелся, как споро и ловко докрывали

плотники крышу.

— Сменился, Егора? — окликнул его знакомый голос.

Егор поискал взглядом и в проеме высокого окна увидел маленькую головку Фетистова.

— Ты чего там?

— Да вот… работаю.

Егор поднялся наверх по качавшейся доске, сел на гладко оструганный подоконник (рам в окнах не было) и, свесив ноги, посмотрел на столяра. Тот, без шляпы, в брезентовом переднике, топтался у верстака в ворохе стружек. Свободно гулявший по будущему клубу ветер шевелил его реденькие волосы.

— Чего это? — спросил он парня, подмигивая на букет. — Или поднести хочешь?

— Самому поднесли, — с гордостью ответил Егор. — Мы сегодня без малого по десять кубометров на брата подали.

— Да ну? — испуганно и весело вскричал Фетистов; отложив рубанок, подошел к Егору, взял букет, лежавший у него на коленях и, жмурясь от удовольствия, понюхал… — Обожаю цветки, ароматы душистые. Бывало, в Малом театре бенефис чей-нибудь… Натащут букетов… Розы там всякие, гвоздики, эти самые, как их… горденции… Кайлом работал? — спросил он, обрывая свои воспоминания.

— А то чем еще? Так же, как все.

— Скажет! «Как все»! Кто цветы-то подносил?

— Встреча была. С Незаметного приехали и наши.

— С музыкой?

— С музыкой, — ответил Егор, и неудержимая улыбка появилась на его губах.

Фетистов легко вздохнул.

— Похлеще артиста чествуют. Теперь Марусенька твоя тоже возгордится.

Возле своего дома Егор встретил Мишку. Никитин в темно-сером шевиотовом костюме и при галстуке выглядел франтом.

— Куда ты так быстренько собрался?

Никитин лукаво сощурил тяжелые веки, тонкие лучики морщинок легли на висках.

— Я начинаю определяться. Знаешь Нюсю… работает мотористом на второй шахте? Еще у нас на Орочене бадейщицей была. Помнишь? Эх ты! У тебя память на девок словно у столетнего старика. Ты не обижайся, что я тебя с собой не зову… Сам понимаешь!

Никитин улыбнулся и пошел, пошевеливая на ходу широкими плечами; сипловатым тенорком негромко запел:

И за милого, за кирпичики Полюбила я этот завод…

Но вдруг он круто повернул обратно и посвистел. Егор оглянулся с крыльца. Мишка медленно возвращался, точно напоказ переступая новыми ботинками. Выражение лица его было уже не озорное, а мучительно-напряженное, даже как будто виноватое.

Положив руки в карманы, слегка качнувшись с пятки на носок, он посмотрел на приятеля

и сел прямо на ступеньку.

— Что? — спросил Егор, прислонясь к перилам.

— Хочу проситься в партию! Как ты думаешь?

— Заявление подать надо…

— Боязно! Один раз исключили, да еще теперь откажут… Может, мне сперва жениться? Ты не смейся… Меня ведь крыли по бытовой линии, в остальном я за собой плохого не знаю. Пил? Верно, пил. За бабами бегал? Бегал, не отрицаю. А теперь хочу решительно сократиться и по этой части.

— Поговори с Черепановым, — сказал Егор, сочувствуя Мишкиной идее, но не веря в ее осуществление. — Заслужить надо. Активистом настоящим сделаться.

— А ты?.. Давай вместе!

— Нет, я еще не годный… Чего-то у меня еще не хватает. Это ведь не просто — пошел да записался…

— Ну, ладно. — Мишка встал, отряхнулся. — Я и вправду поговорю с Мироном Устинычем. Пускай посоветует.

Нестеров долго смотрел вслед товарищу. Вот он идет, ударник Мишка Никитин, и невольная улыбка пробивается у тех, кто знал его года два назад беззаботным гулякой-старателем.

Теперь его по виду не отличишь от техника, а давно ли, увидев прилично одетого служащего, он говорил, сплевывая: «Гляди, Егорка, лягавый!»

«Сам галстук нацепил! Ишь, вышагивает!» — с грустной нежностью думал Егор, очень привыкший к Никитину за последнее время. Почему ему стало грустно, он не знал и, не торопясь сдать спецовку в сушилку уборщице, все стоял на крыльце, занятый новыми мыслями.

«До чего же еще низкое понятие у нашего брата! Боимся мы одеваться по-человечески! Галстук кто наденет — так целое событие. Шляпы у нас носят только китайцы да старатели. По нашей моде шляпа к широким шароварам идет. Деньги копить тоже не умеем: что ни заработаем, либо пропьем, либо в карты проиграем».

Егор сходил в душевую, умылся и надевал в своей комнате чистую рубашку, когда в дверь постучали.

— К телефону!

— Откуда? — спросил удивленный Егор и без пояса, босиком опять вышел в коридор.

— С Орочена, девочка какая-то, — с хитрой усмешкой сказал Точильщиков, тяжело ступая впереди.

В красном уголке, возле стола с газетами и шахматами, висел телефон. Неловко сняв трубку, Егор приложил ее к уху и замер, поглядывая на таинственную разговорную коробку.

Точильщиков, подсевший было к шашечной доске, за которой его ожидал партнер, удивленно оглянулся на Егора.

— Не так держишь. Другим концом к уху! Да сначала повесь и позвони. Вот так. — Он позвонил сам и, округлив глаза, заорал в трубку: — Але! Але! Орочен? Подстанция? Соедините обратно с Ороченом. Отбою еще не было, а вы разъединяете! Але! Это Орочен? Вы спрашивали Нестерова? Давайте говорите! — Точильщиков передал трубку Егору, добродушно похлопал его по спине. — С милашками вашими партию никак не доиграем: звонят и звонят! Вот здесь прижми пальцем, а то ничего не услышишь.