Собрание сочинений. Т.5. Буря. Рассказы
Шрифт:
Тут не выдержал и Бунте:
— Да что ты в самом деле нос дерешь? Видать, на подноске досок можно больше заработать?
— Он еще издевается, паразит такой!.. — И Чунда, угрожающе помахав кулаком под носом у Бунте, быстро пошел дальше, бормоча ругательства.
Испуганный Бунте тоже поспешил уехать подальше от места неудачной встречи с бывшим компаньоном.
Но неудачи куда ужаснее этой продолжали преследовать его в тот день. Заехав к знакомому кооператору, он узнал, что тот сейчас где-то в волости и вернется только на следующее утро. Жена предложила
К вечеру ему стало так плохо, что хозяйка, встревоженная не столько состоянием его здоровья, сколько перспективой ухаживанья за больным, который мог пролежать долгое время в ее доме, побежала в больницу. Там она долго объясняла, что не может держать у себя почти незнакомого тяжелобольного.
— Возьмите его сюда, — твердила она.
Через полчаса приехал врач и, осмотрев Бунте, нашел, что у него приступ радикулита.
— Пожалуй, вас действительно лучше положить в больницу, — сказал врач. — Свободные койки имеются.
— И долго мне придется лежать? — простонал Бунте.
— Как пойдет лечение… Дней десять-то во всяком случае.
— Но у меня дела! Я ни одного дня не могу лежать.
— Не можете, тогда идите и устраивайте свои дела, — улыбнулся врач.
Стараниями энергичной хозяйки Бунте в тот же вечер был перевезен в больницу. Он все время охал и стонал — и от боли и от досады на такую непредвиденную задержку.
Немного успокоившись, он потребовал бумаги и чернил и нацарапал Фании телеграмму:
«По делам службы задержусь дней на десять. Все в порядке. Не волнуйся. Джек».
Обратного адреса он не указал.
До сих пор Бунте ни разу не лежал в больнице. Чистая белая палата, мягкий, нераздражающий свет, разговор полушепотом, тихие шаги сестер и санитарок, запах лекарств и вздохи больных — все казалось ему необычным и странным.
Джек долго не мог уснуть. После принятых на ночь порошков боль чуть-чуть утихла, но мысль о незаконченных делах не давала ни минуты покоя.
«Мясо может испортиться. Если до понедельника не доставить в Ригу, начнет пахнуть, и в сыром виде нельзя будет пустить в продажу. Неужели такое добро пойдет на колбасу — это же расточительство… Кооперативный товар можно списать в убыток — только составить акт придется, а кто возместит мои личные убытки? Заикнуться ведь не посмеешь, что это твой товар — такое потом начнется… А в Маткуле у знакомого хозяина ждет бычок — что за филе, что за вырезка! Теперь в чужие руки попадет!»
Бунте крепко стиснул зубы, чтобы не застонать.
— Новый больной такой беспокойный, — пожаловалась санитарка дежурной сестре.
— Вполне естественно, ему же больно, — ответила сестра.
Знала бы она, где у него болело сильнее всего. Слов нет, поясница и нога мучили ужасно, но разве можно было сравнить эту боль с нестерпимыми муками, которые
Под утро удалось уснуть, но тут стали одолевать кошмары: потоки молока и сметаны лились из водосточных труб, ворона несла в клюве огромный круг сыра, а из лесу выбежало целое стадо свиней и с хрюканьем рассыпалось по полю; свиньи забирались даже в клеть, где были спрятаны покупки Бунте, и все разрыли. «У-у, дьяволы!» — крикнул он не своим голосом и проснулся весь в поту.
Утром ему помогли умыться, принесли завтрак. Потом поставили на поясницу банки и дали лекарство.
— Какой сегодня день? — спросил Бунте у сестры. — Воскресенье, кажется?
— Да, воскресенье. Лежите спокойно; если скучно будет, послушайте радио. Наушники вот здесь.
Она вынула из столика наушники и положила рядом с изголовьем.
Джек понемногу стал знакомиться с соседями по палате. Направо от него лежал пожилой крестьянин с воспалением среднего уха. Дальше — молодой учитель, выздоравливавший после воспаления легких. Соседом слева был старик, который целый день читал толстую книгу. Выздоравливающие читали газеты, подсаживались к соседям и играли в шашки, выходили в коридор выкурить папиросу. Разговор шел чаще всего о том, кого когда выпишут из больницы. И хотя многие занимались тяжелым физическим трудом и здесь могли отдохнуть, всем не терпелось вернуться домой, скорее взяться за работу.
— Вы, наверно, нездешний? — спросил у Бунте старик, отложив в сторону книгу. — Из Риги?
— Да, из Риги. А вы как узнали?
— Я рижанина всегда узнаю по стрижке. Сам парикмахер и знаю, как где работают. Понятно, у нас стригут лучше — не надо так торопиться. Вы как же сюда попали?
— Проездом здесь. Проклятый ишиас подвел, пришлось вот слечь.
— Ишиас, это ничего. Полечат вас, опять будете ходить.
— Мне залеживаться нельзя, работа не позволяет.
— А вы где работаете? — Привыкший развлекать клиентов разговором, парикмахер не мог и здесь удержаться от этой профессиональной замашки.
— В кооперации, — нехотя ответил Бунте и застонал, давая понять, что ему не до разговоров.
Но старик не отступал.
— Как вы считаете, хорошая вещь кооперация? Кому от нее больше пользы: населению или самим кооператорам? У нас один заведующий…
«Иди ты к черту со своим заведующим и оставь меня в покое…» — подумал Бунте и закрыл глаза.
— Сколько вы зарабатываете в месяц?
«Да уж побольше, чем ты своими ножницами и бритвами», — мысленно ответил он, а вслух застонал еще сильнее. Так они поговорили некоторое время: один громко задавая вопросы, а другой отвечая про себя. Это было смешно и даже глупо. Старик, видимо, понял — замолчал и опять взялся за книгу.
После обеда к больным стали пускать посетителей; они рассказывали очередные домашние и служебные новости, приносили с собой отголоски шумной, бодрой жизни, ее освежающее дыхание. После их ухода больные еще сильнее почувствовали запах лекарств и больничную скуку.