Собрание сочинений. Том 2
Шрифт:
— Ну, если на то пошло! — вторично и окончательно проснувшись, встал Глотов. — Если мне и за амбарный урожай отвечать!.. Это арифметика, что ты тут подсчитывал, Бережной: восемьдесят процентов механизации, стало быть, мы на восемьдесят процентов и за урожай отвечаем, — это филькина грамота! Что ж, по-твоему, у колхоза только двадцать процентов ответственности остается? А ты знаешь поговорку, что ложкой дегтя можно испортить бочку меда? То-то же!.. Как бы мы хорошо ни вспахали, ни засеяли, а если поле не унавожено — в нашей местности, по нашим тощим почвам урожая с этого поля не жди! А кто должен навоз возить? Колхоз. А минеральные удобрения? А подкормки? А на свекле
— Какие — широкие права? — усмехнулся Мартынов. — В холодную сажать председателей колхозов, если не вывезут навоз?
— Нет, ты, Петр Илларионыч, не смейся. Поставь себя на мое место!
— На твоем месте, Иван Трофимыч, — сказал Мартынов, — я бы так поступил. Выработали вместе с правлением колхоза агропроизводственный план на год. Я, директор МТС, обязуюсь сделать то-то и то-то, в такие-то сроки. И сделаю, если я коммунист. Но и тебе, товарищ председатель, спуску не дам! И ты выполняй свои обязательства — точка в точку!..
— Опять Америку открываешь! — развел руками Глотов. — Есть такой договор. Называется типовой договор МТС с колхозом. В первых строках написано: договор имеет силу закона.
— Силу закона… Это значит, при нарушениях составляй по каждому пункту акт — и в суд? Где искать директора МТС, председателей колхозов? Да в суде, судятся… Нет, слышишь, что ребята говорят? К этому договору чего-то не хватает. Такого, чтобы очень заинтересовало всех вас в высоком урожае. И тебя и председателя колхоза. Так заинтересовало, чтобы некогда было вам жалобы друг на друга прокурору строчить. Потрачу полдня на жалобу, а за это время много потеряю!..
Метель утихла. Решили ехать дальше в село — ближе на несколько километров к райцентру.
Дед Ступаков сказал на прощанье Мартынову:
— Хоть ночь не поспали, зато время неплохо провели. В прошлом году у нас в колхозе за зиму двадцать лекторов перебывало. И всё рассказывали нам: из чего произошла земля, да как началась жизнь на земле… А вот как сделать, чтоб порядку было больше на земле — ни с кем так, как с вами, на эту тему не поговорили!..
— Скажите нам, Петр Илларионыч, если это не секрет, — спросил Василий Шатохин, — за что Борзова сняли?
— А вы же читали в газете, — ответил Мартынов, надевая тулуп.
— Да в газете-то было вкратце написано: за зажим критики.
— За зажим критики.
— Мы тут слышали такое: выступил один коммунист на партактиве против него, а Борзов на другой день будто звонит в милицию: «Нет ли у вас какого-нибудь хоть паршивенького дела на него? Если нет, то заведите!»
— Был такой случай.
— Ишь ты, как зарвался человек!..
— Значит, если бы не дошел он до такого безобразия, может, и до сих пор секретарствовал у нас? — сказал Шатохин. — Не за то сняли, что неправильно районом руководил?
— Плохо, что вот так у нас бывает, — сказал Григорьев, — когда уж совсем до какой-то невыносимой подлости дойдет ответственный работник — тогда только снимают его. А может, он вообще не годился в руководители, не теми методами действовал, народа чуждался, не думал, как сделать, чтоб народу было лучше, о своей лишь шкуре думал?..
— Помню, — усмехнулся Бережной, — приехал как-то Борзов ночью в нашу бригаду. Зябь пахали. Все машины на ходу, работают. Я сплю в вагончике. Как раскричался он: «Какой ты бригадир! Трактора работают, а ты спишь!» Я говорю: «Товарищ Борзов! А что ж мне делать, когда все трактора работают? Бегать вокруг них по загонкам,
— Жесткий был человек, — сказал Василий Шатохин. — Недружелюбный. Три года проработал он у нас, и нечем нам хорошим вспомнить его. Мотался по полям, как объездчик. Увидит председателя — подъедет, отведет его в сторону, поговорит с ним о чем-то по секрету, а больше — ни с кем ни слова.
— Не довели с ним дела до конца! — махнул рукой Юрчик Маслов. — Если бы вынесли вот такое решение, подробно: за что сняли, почему сняли? — и колхозникам бы все было ясно, и тем, кто после Борзова будет работать в райкоме, — наука!..
— Это теперь очень близко нас касается, товарищ Мартынов, — кто нами руководит, — сказал дед Ступаков. — Время-то ведь какое. Не то время, когда каждый сидел в своем углу, как таракан за печкой. При царе Николае нам начальства век бы не видать! Приезжали в село только затем, чтоб недоимку из нас выколотить. Приехал и уехал — скорее бы уехал! — а жизнь своим чередом идет. Своя земля, ежели она есть, своя лошадь, опять же, ежели имеешь, свои семена: как посеял, как убрал — никому дела нет. А нынче — колхозы. Дело общее. Без вас, без партии, как же нам это общее дело-то строить? Без вас мы — ни шагу. Нынче мы очень интересуемся начальством — что за человека нам бог послал? Какой у нас, скажем, секретарь райкома или председатель исполкома? Надолго ли приехал к нам или погостить? Горячая ли душа или так себе, тепленькая? Речи от него слышим правильные, а умеет ли и дело делать? Веселый ли, смелый ли? С веселым — и нам веселее. Если смелый — опять же неплохо. Когда командир не робеет — солдаты за ним в огонь и в воду пойдут!..
Дня через три Глотов был у Мартынова в райкоме.
— Почему я от рядовых трактористов больше узнал о ваших неурядицах, чем от тебя, директора МТС? — говорил Мартынов, стоя у стола, с неприязнью поглядывая сверху на сидящего в кресле Глотова, на его седую лобастую голову, багровую шею, отечные мешки под маленькими, глубоко запавшими глазами. — Не волнует это тебя, что ли? Привык к роли подрядчика, другой роли и не хочешь играть? На второстепенной роли спокойнее?.. Обо многом я еще передумал, товарищ Глотов, после разговора с трактористами. Конечно, чтобы укрепить МТС, нужны большие капиталовложения, многое нужно. Но вот еще чего не хватает ко всему: хороших директоров! Отобрать бы лучших коммунистов на эту должность! Авторитетные, образованные, хорошо знающие сельское хозяйство и, конечно, глубоко партийные, болеющие за дело люди — такими я представляю себе директоров МТС. И вот, как будут у нас настоящие директора, боюсь я, Иван Трофимыч, за тебя. Ты не выдержишь соревнования с ними. Как бы не пришлось уступить тебе свое место более подвижному человеку. Очень уж ты спокоен. Флегматик ты!
— Таков характер у меня, что поделаешь, — ответил Глотов.
— Характер? А что такое — характер? Это и есть — сам человек… Один, скажем, меланхолик. Другой — флегматик. Отчего этот меланхолик загрустил? Может быть, всем недоволен, не верит ни в свои силы, ни в силы народа? А другой равнодушен ко всему, живет по принципу: «Моя хата с краю», «Не лезь поперед батька в пекло», «Выше головы не прыгнешь».
— На твою власть — ты бы флегматиков и меланхоликов и в партию не принимал? Заглянул бы в анкету: «Вопрос: темперамент? Ответ: спокойный». Не надо таких!..