Собрание сочинений. Том 2
Шрифт:
Андрий. После тебя? А ты что, уезжать собираешься?
Павел(ловит на себе взгляд Катерины). Нет, никуда не собираюсь уезжать. К слову пришлось…
Вера(Катерине, тихо). Береги свое счастье, Катерина!
Катерина. Как его убережешь…
Кость Романович. Так чего же ты молчал? Придумал такую штуку — и молчит!
Павел. Не кончил еще.
Кость Романович. Время идет! У нас же и другая эмтээс есть. Я сегодня ночью вызову оттуда директора, расскажу ему. У него восемь машин не
Катерина. Запевай еще, Вера!
Мусий Петрович. Что ж никто не пьет, не подносит? Ну и компания собралась! У того живота нету, тот (на Павла) чего-то задумался, у того должность партейная. Наливай, Нюрка! Выпьем за наше соревнование.
Нюрка. Чтоб знамя за весенний сев первой бригаде досталось. Эге? (Выпивает.)
Ариша. Я тебе говорю, Андрий, — больше доверяй нам, бабам. Мы все вытянем, мы жилистые. Прямо тоску наводит он на меня своими думками. Ночью курит и курит и ворочается с боку на бок. Да что ты, говорю, так задумываешься. Посеем! Что мы вытерпели здесь без вас — одним нам только известно. Хуже было — пережили.
Андрий. Ну, за доверие бабам! (Выпивает.) Да оно уже немножко вроде проясняется. Если вот Павло Тимофеич еще тракторами поможет… Мне твоего сада жалко, Иван Назарович. Шел сегодня мимо двора — одни пеньки торчат.
Стешенко. Своими руками порубал… Откуда ни заедут немцы — все ко мне. Обозы, кухня — вода у меня лучшая на все село. И сад. Машины под деревья маскируют от наших самолетов. Да будь вы, думаю, прокляты! Для вас защиту делал? Наточил топор, вышел ночью, порубал все под корень. И подался в лес, к партизанам… А питомника не тронул. Я же мечтал всем колхозникам такие сады насадить.
Павел. У каждого своя мечта была в жизни…
Кость Романович. Была и есть. Ты, Андрий, пеньки видел, а я уже и ямки видел у него, между пеньками. Весной опять посадишь молодняк, Иван Назарович?
Стешенко. Обязательно… Хотя ямок-то я еще не копал… Понимаю, товарищ командир!..
Женщины поют.
Вера(после песни). Забудешься на час, а как вспомнишь, что в пустую хату идти… Я своего Мирона уже раз было похоронила. Он с финской два месяца не писал. Товарищи его, с которыми пошел, пишут, а от Мирона нет писем. Нет и нет. Потом приходит сам. В шинели, в шапке со звездочкой, черный, как цыган, не узнать. От морозов почернел, прямо опалило его всего. Живой. Только вот тут, на щеке, царапинка от пули… А теперь, должно быть, не дождусь ни беленького, ни черненького. (Плачет.)
Катерина(встает). Я, бабы, хочу выпить… Сегодня наш день. И праздник наш, и слезы наши, все — нам. И посевная будет наша, бабья, и лето будет наше. Нам, бабам, досталось в этой войне больше всех. Кто дальше живет, до тех хоть фронт не доходил. А мы фашистов повидали… Давно они тут жили? Вот за этим столом пили пиво, пели свои песни.
Нюрка. Ну и песни у них: «Ай, цвай, гав, гав!..»
Катерина. Сколько наших людей погубили проклятые! Разорили нас. Пришли вы ко мне в гости —
Мусий Петрович. За хорошую жизнь!.. По всему свету!.. (Выпивает.)
Все немного захмелели, беседа становится беспорядочной.
Стешенко(Павлу). Четыре года пожил я всего с женой, Павло Тимофеевич. Двое ребят остались. И не женился. Вот ее сватал (на Марфу), она тогда еще девушкой была. Не пошла за вдовца… А сейчас сыны на фронте, сестра померла. Один душою живу… Посватать разве опять Марфушу?
Марфа, нагнув голову, теребит концы платка.
Катерина. Возьмите меня в свахи. Я ее уговорю.
Кость Романович. Андрий Степанович! Скоро подадут лошадей?
Андрий(смотрит на часы). Через двадцать минут. Вы же заказали к десяти. Подседлают, верхом поедете.
Марфа(Стешенко, который что-то говорил ей тихо). Не надо сейчас об этом, Иван Назарович… Вон Павлуша закурить у вас просит, сверните ему.
Кость Романович(задумчиво). А мы — свое… Хорошо сказала ты, Катерина!..
Вера(подходит к Кость Романовичу, обнимает его за плечи). Эх, товарищ секретарь, Кость Романович. Посеем! Все выполним!.. Нам бы еще гектара два мужиков таких, как вы, посеять!
Женщины поют.
Андрий(Мусию Петровичу). За все наступление от Сталинграда до Днепра ни одного дня не был полк без хлеба. Каждую неделю весь личный состав через походные бани пропускал. Так у меня ж там, дед, и народ был! И повара были — гвардейцы, и сапожники — гвардейцы. А что я тут с тобой, старым хреном, буду делать?
Мусий Петрович (не расслышав). Эге, правильно говоришь! Старый конь борозды не испортит.
Кость Романович встает, одевается.
Павел. Уезжаете? За что вы меня, Кость Романович, постыдили? Я тоже немало потрудился для народа. Не сторонился я людей. Пять премий получил от Наркомзема. Не за плохую работу я их получил…
Кость Романович. И еще придется нам потрудиться, Павел!.. В нашей жизни есть место большим чувствам. Врагам отплатим. Кто-то за нас дойдет до Берлина. Но одной ненавистью нельзя жить. И любить у нас есть кого… А горе — у всех… (Отходит к окну и до конца сцены стоит там, одетый в полушубок, смотрит в темное окно.)