Собрание сочинений. Том 46 часть 1

Энгельс Фридрих

Существенные условия даны в самом отношении, даны так, как это отношение выступает первоначально: 1) на одной стороне наличие живой рабочей силы как всего лишь субъективного существования, отделенного от моментов его объективной действительности, т. е. отделенного как от условий живого труда, так и от средств существования, жизненных средств, средств самосохранения живой рабочей силы; живая возможность труда в этой полной абстрактности — на одной стороне; 2) находящаяся на другой стороне стоимость, или овеществленный труд, должна представлять собой накопление потребительных стоимостей, достаточно большое для того, чтобы доставить предметные условия не только для производства продуктов или стоимостей, необходимых для воспроизводства живой рабочей силы, или сохранения ее, но и для поглощения прибавочного труда, доставить [IV — 48] объективный материал для прибавочного труда; 3) свободное отношение обмена — обращение денег — между обеими сторонами; основанное на меновых стоимостях, а не на отношениях господства и кабалы, отношение между двумя полюсами, т. е., стало быть, такое производство, которое доставляет производителю жизненные средства

не непосредственно, а через посредство обмена, и, кроме того, не может непосредственно овладеть чужим трудом, а вынуждено покупать его у самого рабочего, выменивать его; наконец, 4) одна из сторон, — та, которая представляет предметные условия труда в форме самостоятельных, для-себя-сущих стоимостей, — должна выступать как стоимость и считать конечной целью не непосредствен ное потребление или созидание потребительной стоимости, а полагание стоимости, самовозрастание стоимости, деланье денег.

Пока обе стороны обменивают между собой свой труд только в форме овеществленного труда, подобное отношение невозможно; оно невозможно также и в том случае, если живая рабочая сила сама является собственностью другой стороны, т. е. не является обменивающейся стороной. (Этому не противоречит то, что в рамках буржуазной системы производства возможно в отдельных пунктах рабство. Но оно возможно в этих условиях лишь потому, что оно не существует в других пунктах, а в самой буржуазной системе является аномалией.)

Те условия, при которых первоначально выступает это отношение, которые, стало быть, представляют собой исторические предпосылки его становления, обнаруживают с первого же взгляда свой двойственный характер: на одной стороне — разложение более низких форм живого труда, на другой — разложение отношений более благоприятных [для непосредственных производителей] .

Прежде всего выступает первая предпосылка об устранении отношения рабства или крепостничества. Живая способность к труду принадлежит себе самой и располагает посредством обмена своим собственным проявлением силы. Обе стороны противостоят друг другу как личности. Формально отношение между ними есть отношение равных и свободных участников обмена.

То обстоятельство, что эта форма есть видимость и обманчивая видимость, выступает при рассмотрении юридического отношения как нечто такое, что лежит за рамками этого отношения. То, что продает свободный рабочий, всегда является только определенной, особой мерой проявления силы; рабочая сила рабочего как нечто целостное стоит над всяким особым ее проявлением. Рабочий продает особое проявление силы отдельному капиталисту, которому он независимо противостоит как единичной личности. Ясно, что не в этом состоит его отношение к существованию, капитала как такового, т. е. к классу капиталистов. Однако именно так обстоит дело с отдельной, действительной личностью [с отдельным капиталистом]: рабочему в этом случае предоставлен широкий простор для выбора, произвола, а следовательно, предоставлена формальная свобода. В условиях рабства работник принадлежит отдельному особому собственнику, являясь его рабочей машиной. Как совокупность проявлений силы, как рабочая сила, он является вещью, принадлежащей другому, и поэтому он относится к особому проявлению своей силы, т. е. к своей живой трудовой деятельности, не как субъект. В условиях крепостной зависимости работник является моментом самой земельной собственности, наравне с рабочим скотом является придатком к земле. В условиях рабства работник есть не что иное, как живая рабочая машина, которая поэтому обладает стоимостью для других или, вернее, есть стоимость. Для свободного рабочего вся его рабочая сила сама выступает как его собственность, как один из его моментов, который он охватывает в качестве субъекта и который он сохраняет, отчуждая его. Это следует более подробно рассмотреть впоследствии в связи с наемным трудом.

[б) Личные услуги как противоположность производительного наемного труда]

Обмен овеществленного труда на живой труд еще не конституирует ни капитала на одной стороне, ни наемного труда — на другой. Весь класс так называемых слуг, начиная с чистильщика сапог и кончая королем, относится к этой категории. Сюда же относится и свободный поденщик, которого мы спорадически встречаем повсюду, где либо азиатская община, либо западная община, состоящая из свободных собственников земли, распадается на отдельные элементы вследствие роста населения, вследствие отпуска на волю военнопленных, вследствие всякого рода случайностей, из-за которых отдельный человек беднеет и утрачивает объективные условия своего самодовлеющего труда, вследствие разделения труда и т. д.

Если А обменивает какую-нибудь стоимость или деньги, стало быть овеществленный труд, с тем чтобы получить от В какую-нибудь услугу, стало быть живой труд, то это может принадлежать:

1) К отношению простого обращения. Оба, на самом деле, обмениваются между собой только потребительными стоимостями; один — жизненными средствами, другой — трудом, услугой, которую хочет потребить первый; или это непосредственно оказываемая личная услуга или же один дает другому материал и т. д., с помощью которого тот посредством своего труда, посредством овеществления своего труда создает потребительную стоимость, предназначенную для потребления первого. Это происходит, например, в том случае, если крестьянин берет к себе в дом бродячего портного, какие встречались раньше, и дает ему материал для шитья одежды. Или в том случае, если я даю врачу деньги с тем, чтобы привести в порядок свое здоровье. В этих случаях важно то, что всякий раз это — услуга, которую оказывают друг другу оба. «Do ut facias» стоит здесь совершенно наравне с «facio ut des» или с «do ut des» .

Человек, который шьет мне из сукна одежду, для чего я предоставляю ему материал, дает мне потребительную стоимость. Но вместо того чтобы сразу дать ее в предметной форме, он дает ее в форме деятельности. Я даю ему одну

готовую потребительную стоимость, а он изготовляет для меня другую. Различие между прошлым, овеществленным трудом и живым, теперешним трудом, выступает здесь как всего лишь формальное различие во времени совершения труда; один труд был совершен в прошедшем времени, а другой совершается в настоящее время. И действительно, всего лишь формальным различием, вытекающим только из разделения труда и обмена, представляется то, производит ли В сам те съестные припасы, за счет которых он должен существовать, или же он получает их от А и, вместо того чтобы непосредственно производить съестные припасы, производит одежду, взамен которой он получает съестные припасы от А. В обоих случаях он может овладеть принадлежащими А потребительными стоимостями только в том случае, если даст ему взамен эквивалент, который в последней инстанции всегда сводится к его собственному живому труду, какую бы овеществленную форму тот ни принял, будь то до того как совершен обмен или вследствие этого обмена. Теперь одежда содержит в себе не только определенный труд, придающий ей форму, — определенную форму пригодности, придаваемую сукну процессом труда, — но она содержит в себе также и некоторое определенное количество труда, стало быть содержит не только потребительную стоимость, но и стоимость вообще, стоимость как таковую. Но эта стоимость не существует для А, так как он потребляет одежду, а не торгует ею. Следовательно, в обмен на свои съестные припасы он получил труд не в качестве труда, создающего стоимость, а в качестве деятельности, создающей полезность, потребительную стоимость.

[IV — 49] При оказании личных услуг эта потребительная стоимость потребляется как таковая, не переходя при этом из формы движения в форму вещи. Если, как это часто имеет место в примитивных условиях, оказывающий услугу получает не деньги, а непосредственно сами потребительные стоимости, то отпадает даже видимость того, будто здесь для той или другой стороны имеют значение стоимости в отличие от потребительных стоимостей. Но даже если предположить, что А оплачивает услугу деньгами, то это — не превращение его денег в капитал, а наоборот, полагание денег как всего лишь средства обращения, предназначенного для приобретения предмета потребления, определенной потребительной стоимости. Поэтому этот акт и не является актом, производящим богатство, а наоборот, есть акт, потребляющий богатство. Для А дело здесь заключается вовсе не в том, что труд [портного В] как таковой, некоторое рабочее время, следовательно стоимость, объективируется в сукне, а в том, что удовлетворяется определенная его потребность. Когда А переводит свои деньги из формы стоимости в форму потребительной стоимости, то деньги его не увеличиваются, а уменьшаются. Труд обменивается здесь не как потребительная стоимость для производства стоимости, а как сама особенная потребительная стоимость, как стоимость для потребления. Чем чаще А повторяет обмен, тем больше он беднеет. Этот обмен не является для него актом обогащения, не является актом созидания стоимости, а есть акт уменьшения имеющихся в наличии, находящихся в его владении стоимостей. Деньги, которые здесь А обменивает на живой труд, — на натуральную услугу или услугу, объективирующуюся в какой-нибудь вещи, — представляют собой не капитал, а доход, деньги как средство обращения, необходимые для получения потребительной стоимости, деньги, у которых форма стоимости выступает как всего лишь мимолетная, а не те деньги, которые посредством покупки труда хотят сохраниться как таковые и увеличить свою стоимость. Обмен денег как дохода, как всего лишь средства обращения, на живой труд никак не может превратить деньги в капитал, а следовательно, никак не может превратить труд в наемный труд в экономическом смысле.

Не требует подробных объяснений то обстоятельство, что потреблять (расходовать) деньги не значит производить деньги. В условиях, когда большая часть прибавочного труда является земледельческим трудом и поэтому земельный собственник является собственником как прибавочного труда, так и прибавочного продукта, — именно доход земельного собственника образует рабочий фонд для свободных рабочих, для промышленных рабочих (здесь имеются в виду ремесленники) в противовес сельскохозяйственным работникам.

Обмен с ремесленниками есть одна из форм потребления земельного собственника, который другую часть своего дохода непосредственно распределяет взамен личных услуг, часто всего лишь видимости услуг, среди своры прихлебателей. В азиатских обществах, где монарх является исключительным обладателем прибавочного продукта страны, в результате обмена его дохода

с free hands , как их называет Стюарт , возникают целые города, которые au fond представляют собой не что иное, как бродячие лагери. Это отношение, несмотря на то, что оно может, хотя и не обязательно должно, составлять противоположность к рабству и крепостничеству, не имеет ничего общего с наемным трудом, так как оно неизменно повторяется при различных формах общественной организации труда. Если этот обмен осуществляется при посредстве денег, то определение цены становится важным для обеих сторон, но для А — лишь в той мере, в какой он не хочет чересчур дорого заплатить за создаваемую трудом потребительную стоимость, а не потому, что для него имеет значение создаваемая трудом стоимость. Оттого, что эта цена, первоначально скорее условная и традиционная, постепенно все более и более начинает определяться экономически, сначала — посредством соотношения между спросом и предложением, а в конце концов — теми издержками производства, с помощью которых можно создать самих продавцов подобного рода живых услуг, — от этого отношение по существу не меняется, ибо и в этом случае, как и раньше, определение цены остается всего лишь формальным моментом обмена простых потребительных стоимостей. Но само это определение цены порождается другими отношениями, общими законами господствующего способа производства, осуществляющимися как бы за спиной этого особенного менового акта, и самоопределением господствующего способа производства.