Собрание сочинений. Том 4
Шрифт:
Пелгусий(Савве). Должно, князю какое видение было!
Савва. Нам с тобой было видение, — и показывает синяк под глазом.
11
Твердилу рукополагают в рыцари. Стоя на коленях и высоко подняв руку, он дает обеты.
— Буду честен, — говорит он, — приму обет безбрачия и нищенства. Блаженные нищие, яко их есть царство небесное!
Магистр ударяет его о плечо мечом и, подняв, обнимает. Твердило что
— Вы только что дали обет нищенства, — отвечает тот.
В это время входит епископ и благословляет всех. Рыцари преклоняют колена. Слышен гнусавый латинский напев.
Неофит Твердило еще путается, как свершать крестное знамение, то осенит себя православным крестом, то римским.
Стоят германцы, пруссы, поляки, нормандские рыцари — добытчики легкой славы.
Снега Руси встают перед ними впервые.
— Готовы ли? — спрашивает магистр.
— Рыцари Венгрии готовы к победе, — отвечает один.
— Мы видели Иерусалим и во сне готовы к сечи, — отвечает другой.
— Немцы всегда готовы, — отвечает третий.
Магистр обращается к чудскому воеводе:
— А вы? — и тревожно глядит в его лицо. Тот отвечает, не колеблясь, но все же мало уверенно:
— Да. Я заставлю драться и чудь!
12
По целине давно не паханных, заброшенных полой, по кладбищам костей несется кибитка. В ней — посол хана. Он сидит, заглядывает в ящичек. Там перстень, аркан и кинжал. Улыбаясь, глядит он на разгромленную Русь.
13
Ночь. Брячиславна, жена Александра Ярославича, одна в княжеском тереме Переяславля. Зима завалила город снегом. Пустынно. Жутко. Брячиславна поет о муже, ушедшем на битву, поет печально-благородную и сдержанную песню, полную уважения к судьбе мужчины-воина.
Муж ушел далеко и, быть может, не вернется, но он князь, а судьба русских князей — сеча. Так чего и печалиться напрасно? Пусть бьется хорошо, помоги ему, Русская земля!
Одна и Ольга в Новгороде под утро. И она думает о своих женихах, и она, как Брячиславна, как всякая умная русская женщина того столетия, знает, что судьба русского богатыря — битва, что не кудри, не брови красят молодца, а храбрость, мужество.
Мера мужской красоты вытекает из воинских доблестей, и права псковитянка Василиса, когда, ведя на рассвете новгородские обозы к Чудскому озеру, поет:
Сохрани, господь, красивого, Кто мечом булатным да семерых кладет. Кто копьем вострым да восьмерых пронзит, — Сохрани пригожего, от него пощады нет ворогу.Холодно и ветрено в апреле. Мокрый снег, как дождь, кропит дружину. Александр со скалы глядит на озеро. Немцы уже видны. Они движутся клином, вобрав внутрь ливонцев и чудь.
— Свинья! Свинья! Вот она! — раздается в русских отрядах.
Рассвет.
— Сохрани нас, Русская земля! — говорит Александр и дает знак своим.
Немцы с пиками наперевес, прикрывшись щитами, медленно подвигаются на русских.
Русские сбросили тулупы и армяки, иные и валенки. Кольчуги на одних сорочках. Но многие и без кольчуг, с топорами, с дрекольем. К озеру подходят обозы из Новгорода с резервами. Битва еще не началась. Обозницы поят лошадей у проруби. Девушки — беженки из Пскова — рвут тряпье на перевязки, развели костры — греют воду.
Бой на Чудском озере вот-вот должен начаться. С высоты Вороньего камня глядел Александр на мощное движение рыцарской колонны. Она идет быстро, дымится снегом.
В новгородских полках шептали, ахали, ругались. Воеводы часто взглядывали на Александра и все суровее сдерживали бойцов, с ярой руганью уже то и дело хватавшихся за мечи. Хрипели кони княжей дружины. «Свинья» неслась, не уменьшая хода. Александр сказал Буслаю:
— Возьми себе середину рати, голову сложи, а на час останови свинью. — Он глядит на озеро, видит цепь новгородских обозов, добавляет: — Воза поперек поставь, коней повали.
— Понятно, — ответил Буслай и, попрощавшись с князем и окружающими, обнял Гаврилу Олексича и поскакал к середине новгородского фронта, состоявшего из новгородского и владычного полков, части княжей дружины и остатков псковского полка.
— Гаврюша, спор-то наш не забывай! — крикнул он озорно Гавриле.
«Свинья» накатывалась на русских. Александр, глядя на ее страшный ход, сказал Гавриле Олексичу:
— Стань на левом крыле, Гаврило, возьми Переяславль и Суздаль и, как ударит немец в Буслая, откатись в сторону и бей сбоку. Не торопись. А я с правым крылом ударю. С богом!
Гаврило Олексич молча, торжественно отъехал от князя к левому краю сражения. Новгородцы орали, как перед кулачной потехой. Смельчаки вырывались вперед из рядов. Буслай осаживал их. И вдруг горсть отчаянных ахнула и сорвалась навстречу немцам, грозя сломать всю русскую линию.
Кони высекали искры из льда.
Закричали, заматерились новгородские ловкачи, столкнувшись с немцами, и сразу же пали наземь. Уже десятки коней и новгородских молодцов валялись на льду, под копытами рыцарей. Кнехты, идущие в середине клина, добивали их топорами. Гул прошел по русскому строю. Гул ненависти и растерянности. Заколебались люди.
— Мать честная! — раздался острый, растерянный крик из рядов новгородских.
— Мать честная! — И тут «свинья» ударила в новгородцев. Ее головные рыцари вонзились в русский центр и разом смяли его передовое звено. Показались русские кони без всадников. Смолкли рожки и бубны. Буслая сбили с коня, и он вскочил на чужого.
— Поддай жару, господа новгородцы! — кричал он, работая топором, рубя немецкие копья.
Но центр все еще подавался назад, на свои обозы.
Девушка-псковитянка подскочила на неоседланном коне к Буслаю.