Собрание сочинений.Том 5. Дар земли
Шрифт:
— Хорошее хочу ввести в практику.
— А если не сумеешь и завалишь все дело?
— Надо суметь, я не для того взялся, чтобы шуму наделать, как та птичка, которая собиралась море зажечь!
«Ну как вправду произойдет обвал в скважине да прихватит инструмент? — думал он, с беспокойством посматривая то на сыновей, то на Джабара Самедова сидевшего тоже в президиуме. — Фу-ты, какой важной фигурой стал Джабар! А я не успел поучиться, и теперь даже не знаю, чем кончится моя затея. Придется еще поговорить с Ахмадшой. — И Ярулла охнул так, что все соседи посмотрели на него. — Теперь буровые мастера почти сплошь инженеры: новые методы требуют и исполнителей новых,
— Чего ты такой невеселый? — спросил его после собрания Джабар Самедов. — Козырем должен ходить. Сыны-то отличились, на всю республику прогремели!
— Сыны — да, только я против них, ученых, уже не гожусь.
Самедов взглянул на Яруллу сочувственно. Он хорошо понимал его состояние. Недаром сам в свое время яростно штурмовал науку. До сих пор снилось ему, что у него еще не сданы госэкзамены и надо защищать диплом; иногда он видел во сне, что проваливается на экзамене, и просыпался в страхе. Почему же Ярулла, давний его соперник, не захотел вместе с ним пройти через эти трудности? Чем утешить его теперь? Не умея дипломатничать, Джабар сказал с запинкой:
— Ничего… годы твои немалые, все равно скоро на пенсию.
Сказал — и неловко стало: так перекосилось лицо Яруллы.
— Тебе хорошо говорить, — тихо обронил мастер. — Тебя, понимаешь, на пенсию не пошлют, пока сам не пожелаешь.
— Моя работа физической силы, конечно, не требует, но здоровье тоже точит: очень хлопотливая и ответственная.
— Да ведь не силой превзошли меня сыновья, силенка у меня еще есть! Знаниями перешибли. Вот, понимаешь, бурю на чистой воде, а как удастся пройти нижние обвалистые горизонты? Начали было с Ахмадшой прикидывать, да ты его в Камск откомандировал. Тут вся загвоздка в том, чтобы пробиться через опасные породы, не загубив хорошее дело в самом начале. — Ярулла придвинулся к старому приятелю, сжал его руку в своей тяжелой ладони. — Давай вместе думать! Когда-нибудь надо же облегчить каторжные эти работы на глиномешалках! Пятнадцать лет назад я не пошел бы по такому пути: медленно тогда бурили. Теперь скорости другие, до двадцати тысяч метров проходку даем. Это, считай, десять скважин в год. Но, боюсь, в кыновских глинах увязну.
— Переходи на раствор, — отговорился Самедов, занятый мыслями о стремительно летящих годах, о своей несложившейся личной жизни.
— Нельзя шарахаться от каждого препятствия, точно овца. Помоги мне, подумай.
— Ладно, подумаю. Ахмадше все-таки скажи, у него голова посвежее. Да… — Тут на лице Самедова появилось выражение особенной сосредоточенности. — Вот что: пора тебе женить Ахмадшу. Помнишь, ты мне рассказывал о своем фронтовом побратиме Юсуфе Галиеве… Вы с ним загадывали породниться через детей. Учти, если уговор остается в силе, опоздать можешь — говорят, Ахмадша к Дроновым часто наведываться стал. Как ты на это смотришь? Будь моя воля, я бы, конечно, с радостью окрутил его с Надеждой.
Ярулла совсем помрачнел.
— Ты в сердечных делах ветрогон.
— Не отрицаю. Но все-таки постоянство в чувствах имею, хотя и не впрок пошло. Если бы, чертяка бестолковый, не стал на моем пути к Зарифе, был бы я самым счастливым человеком.
— Если бы я не стал на пути? — изумленно переспросил Ярулла.
Он давно знал о любви Джабара Самедова, который никогда и не пытался ее скрывать. Но как тот догадался о чувствах Зарифы?
— Ты полагаешь, что я слепой? — хмуро упрекнул Самедов. — Я все понял еще до той ночи, когда мы с тобой в будке схватились. Помнишь,
— О том никому знать не полагается. Тут с наскоку не разберешься.
— Да где уж нам!
— Не обижайся. Просто очень разные у нас характеры: то, что мне дорого, для тебя пустяк. Ты даже о том не горюешь, что детей не нажил. Вот насчет Ахмадши и дочери Дронова закинул. Тут я словом связан. И Наджия никогда не согласится на его брак с девушкой другой национальности. Этим, понимаешь, шутить нельзя.
— Я не шучу. А коли ты связан словом, так почему до сих пор тянул? Или, думаешь, у сына никаких жизненных запросов нет?
Ярулла еще круче свел брови: да, дети стали взрослыми, но дома они находились под крылом родителей, и очень расстроило и встревожило его предупреждение Джабара Самедова.
Было отчего расстроиться! Нынешней весной встретил он в Казани Усманова, заслуженного председателя колхоза из деревни Акташ. Тот рассказал ему, что его правнучка Энже, окончившая техникум в Саратове, живет и работает теперь в Акташе. Усманов напрямик напомнил Ярулле о его уговоре с фронтовым другом Юсуфом.
— Надо познакомить наших молодых людей, — сказал Усманов. — Пусть погуляют вместе, поговорят по душам. Ведь теперь не старое время, чтобы женить против воли.
Видимо, крепко надеялся старый Усманов на обаяние своей Энже, когда предложил Низамову поскорее устроить встречу ее с Ахмадшой. Однако Ярулла, занятый по горло работой, видя безмятежное спокойствие сына, не заметил, как снова упустил дорогое время. И вдруг на тебе: тихоня Ахмадша успел влюбиться!
Ярулла по себе знал: любовью не шутят. Но знал он и то, что если не любовью, так своим поведением, по крайней мере, управлять можно и должно. И надо же было Самедову послать на Каму бригаду Ахмадши, а тому сразу встретиться там с дочерью Дронова! Но именно оттого, что речь шла о дочери Дмитрия, старого доброго знакомого, вдруг и померещилось Ярулле: все обойдется проще, как бывает в родной семье.
«Если к тебе придет гость и начнет раскачиваться на стуле, ты ему ничего не скажешь. А близкого человека запросто одернешь: сломаешь, дескать, стул, дурень этакий! — думал Ярулла. — Но стул — пример пустяковый, а тут вопрос о самом важном: слово дано, семейная честь затронута».
Был на фронте сержант Юсуф Галиев. Плотный, приземистый, круглоголовый, слыл он силачом и храбрым солдатом, а особенно прославился тем, что, раненный, приволок однажды «языка» — матерого эсэсовского офицера.
— Словно волк барашка принес! — шутил Юсуф в медсанбате, хотя этот «барашек» оказался почти наполовину больше, чем раненый сержант. — Очень я рассердился, когда он во мне дырку сделал.
Ярулла не раз хаживал с Юсуфом по вражеским тылам, вместе уходили от смерти и так подружились, что стали настоящими побратимами. Можно ли забыть, как лежали они под пулеметным огнем в глубокой воронке на ничейной полосе? Когда особенно заболела душа, достал Ярулла фотокарточку: худенький, остроглазый Равиль, похожий на лисичку, Минсулу с двумя большими косами и Ахмадша с маленькой Хаят на руках. Юсуф долго рассматривал ребятишек. Особенно приглянулся ему круглолицый, серьезный Ахмадша. Видно, мальчик боялся уронить сестренку, да и охота была самому глянуть в объектив, поэтому держал он ее в охапке, словно сноп, наклонив в сторону и закусив от усердия нижнюю губу; вот и вышел таким, будто заглядывал в душу солдата.