Собрание сочинений.Том 5. Дар земли
Шрифт:
Молодой мастер торопился на новую буровую точку, прием которой нельзя было откладывать, и не мог принять участия в домашнем застолье.
Он уже получил по меньшей мере сто выговоров от Фатимы за поспешный выезд на работу, и лишний выговор от стариков его не страшил. С женой расставаться было трудно. Всю неделю она забрасывала его письмами: и скучно, и Рустем беспокойный. Желая придать ей бодрости, Равиль сослался на пример своей матери, которая никогда не сетовала на скуку и вообще ни на что не жаловалась, но на Фатиму это не произвело впечатления, ведь она из интеллигентной семьи,
Равиль уже выходил из калитки, ведя мотоцикл, когда увидел неспешно шествовавших мимо Дуню и Ленку.
— Девчата, вы не видели моего братишку? — без церемонии спросил он.
— Покатил на пристань. Там у него зазноба завелась. — Ленка обидчиво скривила полные губы. — Надежда Дронова, дочка директора химкомбината. Конечно, не нам чета!
— Сегодня с Ахмадшахом, а завтра с заводским инженером гуляет в обнимочку! — съязвила Дуня.
— С Ахмадшой она только по выходным, а заводской всегда под боком… — добавила Ленка, ревниво вспыхнув.
Насплетничали и пошли себе.
Мы на лодочке катались, золотистый, золото-ой! Не гребли, а целовались… —голосисто завела смешливая Дуня, обняв подружку за плечи.
«Дочка директора химкомбината? Значит, брат с Надей встречается!» Бурмастер оглянулся на окна избы: отец стоял у распахнутой створки и провожал девчат угрюмым взглядом.
Нефтяник торопливо сел на мотоцикл: при всей пылкости характера он не переносил домашних свар, с детства привыкнув к согласной жизни родителей.
— Начинает вольничать сынок, к бабам потянуло? — спросил Самедов, сохранивший былую грубость речи. — Ничего, не горюй: парень взрослый, не мальчишка шестнадцати лет.
— Мой сын распутничать не станет, — убежденно возразил Ярулла. — Не тому я их учил.
— Если ты уверен, что внушил детям твердое понятие о морали, тогда чего же боишься?
— Не успел обещание выполнить насчет Ахмадши. Ты же говоришь, он за дочерью Дронова погнался? И здесь, в деревне, об этом уже известно! Слышал, как девушки отозвались о Надежде Дмитриевне? Не того я хотел бы для своего сына.
Самедов удивленно свистнул.
— Скажи на милость! Он бы не того хотел. Мало ли болтают из зависти! Надя, пожалуй, даже слишком серьезная. Инженером работает и наружностью хороша.
— Хороша она, слов нет, а только, понимаешь, совсем не то, что нужно.
— Черт знает, чего тебе нужно! — рассердился Самедов. — Персидскую княжну метишь заполучить в невестки? Ну, сговаривались с Юсуфом… Дело прошлое. Теперь уже все равно не поправишь!
— Не хочешь поправить, не вмешивайся! — отрезал Ярулла и так сильно наклонил поллитровку, что водка плеснулась через край стакана.
Впервые в этот вечер он пил, не уступая Джабару, но, почувствовав, что опьянел, потребовал немедленно вернуться в Светлогорск.
— Под крылышко супруги потянуло?
—
А на самом деле не хотел Ярулла сейчас разговаривать с сыном: боялся наговорить лишнего, да и не мог показаться ему на глаза в нетрезвом виде — берег родительский авторитет.
Дронов ни в чем не стеснял дочь. Ахмадша ему нравился, и к Ярулле Низамову он относился с большой симпатией, поэтому выбор Нади его не тревожил.
Но когда она в клетчатой короткой юбке и беленькой кофточке сбегала с террасы, то показалась ему совсем еще девочкой; и вдруг жаль стало ее, устремленную к чужому человеку, который, все ускоряя шаги, подходил к даче.
Однако встретились они внешне сдержанно, только взялись за руки и, не зайдя к отцу, сидевшему на веранде, как в стеклянном аквариуме, и, конечно, видному издали, медленно пошли к лодке, привязанной у мостков.
Не обижаться же на них! Дронов вышел на террасу.
— Здравствуй, Ахмадша! А ты, Надек, взяла бы жакет. К вечеру на реке будет прохладно.
Низамов словно очнулся, побежал поздороваться с Дмитрием Степановичем и взять жакет. А Надя? Она неотрывно смотрела на избранника своего и улыбалась, в лице ее светились радость и гордость.
У Дронова больно дрогнуло сердце.
«Будь счастлива, моя дорогая девочка! У всех есть эта возможность, но далеко не все умеют быть счастливыми».
Теплоход прошел и остановился у пристани, длинные волны покатились от него, с плеском начали биться о берег, о сваи мостков.
Ахмадша, не обращая внимания на летевшие брызги, спрыгнул в лодку и, подогнав ее ближе, помог Наде сесть. И опять Дронова странно тронуло то, что его дочь, спортсменка и альпинистка, принимает ухаживания этого светлоглазого смуглого юноши как нечто должное, будто она сама не могла так же лихо спрыгнуть с мостков в качающуюся лодку.
— Смотрите, Ахмадша, пассажиры всегда сразу спешат к роднику. Раньше его называли Святой ключ. Вода в нем прозрачная, как стекло, и такая холодная, будто течет с ледника. Я слышала, здесь в поселке над мысом когда-то жила красивая девушка… А к местному купцу, гнавшему хлеб из глубинки, приезжали торговцы с Поволжья. Один из них полюбил красавицу, а потом бросил. Она не пережила горя, которое тогда было еще и страшным позором. — Губы Нади дрогнули от жалостного сочувствия. — Конечно, в те времена у девушки, от которой все отвернулись, был один путь — в омут головой. И, однако, сразу видна слабость характера.
— Отец рассказывал нам эту историю. Я понимаю, он хотел предостеречь нас от легкомысленного отношения к жизни, он прав… Зачем же? — Ахмадша покраснел, плавными взмахами весел гоня лодку, отбросил назад косо свалившуюся до самых бровей прядь черных волос. — Ведь самое прекрасное на свете — дружная семья. Как хорошо поговорить по душам со своим отцом! Я за очень многое благодарен ему. Раньше я любил его больше всех на свете.
— А сейчас?
— Так же люблю. Нет, еще сильнее: он дал мне жизнь и вот… возможность встретиться с вами. — Ахмадша опустил весла, подался вперед в страстном порыве. — Я теперь не могу без вас, Надя!