Ты бьешься над зябким созданьем —Над розой поэм. Снег идет,И ты согреваешь дыханьемХолодное сердце, как лед.Но льдинка растает едва ли,А розы — мечтательный вздор,Поэму твою освистали,И воздух стал воздухом гор.Разводит сапожник рукамиНад бедным твоим башмаком,И все, как в плохой мелодраме,Кончается смертью потом.И кажется жизнь безголосойНичтожной подругой мечты,Когда за ночной папиросойО смерти подумаешь ты:Жестокое сердце истлеет,И листики музы твоейЗабвенье земное развеет,Как ветер полярных полей.
215. «Чуть
воздух замутив хрустальный…»
Чуть воздух замутив хрустальный,Холодный воздух синевы,Ледок ломая музыкальный,Покинем этот мир и мы.Еще волнуются невеждыИ о прекрасном говорят,Но красота смежает веждыИ сходит робкой тенью в ад.Там будем плакать мы от скукиВ тени безлиственных древес,Ломая призрачные рукиПод сводом пепельных небес.Там в адском мраке зал и лестниц,В сияньи обреченных глазСреди прелестных смутных грешницЯ встречу, может быть, и Вас.Париж. 1931
216. СТРОФЫ
Твой черный плащ иЛуна — гитарный строй,Твой замок в лунной чащеПод розовой луной.Твои во сне пейзажиХрустальных зимних стран,То Африки миражи,То Англии туман.Погиб кораблик смелый,Что наше счастье нес,Мелькал платочек белыйВ тумане женских слез.Как дым валил чудесноИз пароходных труб,Как музе в мире тесно,Как воздух буден груб.От сладкого волненьяЕдва-едва дыша,Бросалась в приключеньяЧернильная душа.О, сладок дым свободыДля ветренных сердец,Но каменной природыЗабвенье, как свинец.
217. «Струится твой голос, как струи…»
Струится твой голос, как струиВ холмистой прелестной стране,Но после твоих поцелуевОсобенно кажется мнеПечальной и тленной земнаяПленительная красота,Особенно черной ночнаяБезлунных ночей чернота.Средь горестных слез и вздыханий,Как бедный усталый пловец,Как жалкий корабль в океане,Я к небу приплыл наконец.Париж. 1931
218. «Нас не было, мы на земле не жили…»
Нас не было, мы на земле не жили,И на высоком корабле судьбыМы в Африку туманную не плыли,Не стлался за кормою дым трубы,И голос ангельский не пел над нами,В небесных рощах не гостили мы —Не расстается ангел с небесамиИ не бывает пальм среди зимы.Нам никогда никто не пел о счастьеИ этих рук худых не целовал,Не любовался этим черным платьем,И не надела ты его на бал.Нам не казался мир печальным садомПри скудном свете городской луны,И не катились слезы крупным градомИз этих глаз, из этой тишины.Прекрасным заревом туберкулезнымНе вспыхнул мрамор твоего лица,И воздухом хрустальным и морознымДуша не надышалась до конца.Париж. 1931
219. «Еще мы не знаем, не смеем…»
Еще мы не знаем, не смеем.Еще мы сказать не умеемО многом, о том, что хотим.Небесная родина — дым.Еще не стихи, а туманы,Но рифма слетает ко мнеИ в черные, черные страныУводит меня, как во сне.К каким-то прелестным рукам,К каким-то иным берегам,К печальным и лунным холмам,Но счастье мое и не там.Париж. 1931
220. «По-прежнему шепчет нам Гамлет…»
По-прежнему шепчет нам ГамлетО злых и презренных врагах,Витает в высоком раздумьиС раскрытою книгой в руках.Все так же склоняются ивыБезмолвно — над черной водой,Все так же Офелия рукиЗаламывает над судьбой.Все так же звучит сатанинскийАктерский заученный смехИ
руки ломает актриса.Все — яд, преступление, грех…Расплакаться в черном театреГотова простая душаНад участью датского принца,Едва от волненья дыша.И вдруг просыпается в сердцеЗабытая нежность к нему,Такая прекрасная жалостьКо всем и к себе самому.Париж. 1931
221. ЛИРА
Среди равнодушного мира,Не перекричав глухоты,Безмолвствует робкая лира,И музыка дремлет, как ты.Так Лермонтов в узком мундиреЖил в царстве указов и слез,Так ангел летел и в эфиреК нам душу беспечную нес.А здесь только лепет и вздохиИ жалобы, темень в окне,Судьба. Только жалкие крохиНебес, отраженных на дне.Здесь только дожди и прохожийНа улице, вздох на мосту,Здесь нет ничего, что похожеНа ангельскую красоту.Но чем безотрадней, печальнейСудьба и чем жребий страшней,Тем чище, теплей, музыкальнейТвой голос поет для людей,Чем неотвратимей дыханьеКонца над нелепой судьбой,Тем выше и выше сиянье —О, лира небес, — над тобой.
222. В МИХАЙЛОВСКОМ
Печальная страница — дождливый день,Дубравы, нивы, облачная сень.А завтра — вновь неугомонный дождьИ голубой туман дубовых рощ.Все то же: нивы, ветер, небосклонИ северный голубоглазый лен,И в хижинах роенье черных мух,И на сырых лугах гусиный пух.></emphasis >Дорога. Царство золотых берез —Подобье женских вздохов, женских слез.Рябины. Милый деревенский домИ лужа на дворе перед окном.Стоит гумно в пленительном дыму,Скрипучие возы ползут к нему.Но затопили печи в дыме муз,Бильярдный шар летает мимо луз,И вот и голос няни за свечойО море и о рыбке золотой.></emphasis >Под этой крышей в сельской тишинеВсю ночь перо металось, как в огне.Он бурю в море жизни воспевал,Прекрасную свободу призывал,Чтоб в холоде морозном умереть,Чтоб ангелом курчавым улететь,Чтоб наконец свои глаза закрыть,Чтоб грешный мир на небе позабыть.Париж. 1931
223. ПОВОРОТ РУЛЯ
Мы вновь повернули на запад.Таков был средь ночи приказЖестоких небес, адмиралаИ муз, вдохновляющих нас.Давно ли шумели деревья?И к смертным слетала весна,И средь театрального мираВсходила большая луна:И вот, снова хмурое море.Все рушится, тает, как дым,И гибнут испанские замкиВ лазури один за другим.Не замки, не башни, не залы,А хижина из тростника.Не лунные рощи, не пальмы,Не музыка издалека,А скудный и гибельный берег,Безмерно печальный простор,Суровый пронзительный ветер,Летящий навстречу нам с гор.Не грохоты рукоплесканий,А жалкий наш жребий червя.Библейские рыбы на ужин,Немного воды и огня.О, музы! Корабль отплывает.Непрочный и медленный он.А мимо плывут небоскребы,Качается весь небосклон.Все ближе и ближе в туманеТот берег песчаный, страна,Где ждет нас прекрасная бедность,Заслуженная тишина.Пусть там неразумное сердцеПоучится биться, страдать,Припомнит о песенном детстве,Которым учила нас мать.Пусть сердце подышит поглубже, —Земную судьбу оценя, —Возвышенным воздухом бедствий.Средь бедных ландшафтов храняПечальную память о небе,О музыке, о голубке,Летавшем над маленьким счастьем,О розе в холодной руке…