Собственность Короля
Шрифт:
— Не ваши, — не могу не сказать.
— Что? — кривится Рогов.
— Это были не ваши деньги. Это были деньги моих родителей, и вы не имеете права упрекать меня этим, потому что лично из вашего кармана я не потратила ни копейки.
— Ты ничего не знаешь о моих карманах, Анна, — гадко усмехается он.
— Потому что никогда в них не лезла.
— Когда-нибудь, жизнь очень сильно накажет тебя за то, что ты не умеешь вовремя закрыть рот, — угрожает Рогов. — Ты ничему не учишься, вся в отца — такая же… королева жизни, только с голым задом.
Этот
Я поднимаюсь, иду к двери, но когда открываю ее — охранник стоит поперек выхода, словно колосс. Пытаюсь протиснуться наружу, но это бесполезно — он даже не шевелится. С таким же успехом я могу пытаться пинать валун, но вряд ли добьюсь результата, если не считать за результат парочку сломанных костей.
— Алексей, — слышу хриплый голос отчима, — зайди, пожалуйста.
Охранник, вместо того, чтобы уступить мне дорогу, жестко вталкивает обратно в кабинет всей своей необъятной тушей.
А когда дверь за ним закрывается, я понимаю, что Паша был прав — зря я приехала.
Рогов кивает на кресло, из которого я только что встала. Мордоворот кладет руку мне на плечо, и на миг я чувствую себя вколоченной в землю сваей — даже колени подгибаются. И вот так, словно непослушную заводную игрушку, силой усаживает обратно. В ответ на мою упрямую попытку встать и с молчаливого одобрения отчима, начинает демонстративно хрустеть пальцами.
Правду говорят: можно перестать жить в лихие девяностые, но невозможно вытравить лихие девяностые из того, кому хочется там оставаться. Мой отчим — порождение тех лет, он весь как будто от и до создан по лекалу «братков». Никогда, никогда не пойму, что мама в нем нашла, и почему вышла за него замуж спустя всего полгода после смерти отца. Поступок, по своей безумности равносильный тому, чтобы пересесть с «Ролс-Ройса» на дрезину.
Рогов садится в кресло за столом.
Долго и пристально смотрит.
Этот взгляд не может быть о чем-то хорошем. И о нейтральном — тоже.
Это взгляд-приговор.
— Шубинский сделал тебе предложение. Он подыскивал жену, ты подходишь. Считай, что это — первая отработка вложенных в тебя денег.
Это настолько нелепо и абсурдно, что даже не хочется комментировать.
Такие вещи нельзя говорить всерьез.
Потому что… ну просто нельзя.
Я же не борзой щенок, чтобы мной расплачиваться.
— Это хорошо, что ты заткнулась и начала соображать, — совсем иначе трактует мое молчание Рогов. И он как будто даже доволен и весел. — Потому что сажать тебя на цепь, как непослушную псину, мне, честно говоря, не хотелось бы.
Как… псину?
— У Шубинского… — отчим как будто подбирает правильное слово, — очень специфический характер. Сама видела, что он не молод, а с возрастом хер у мужика стоит все реже. Так что придется вспоминать все свои шлюшьи навыки, которых нахваталась в американских ночных клубах.
— Ты больной, — только и
— А если тебе вдруг отобьет память, — Рогов хватает со стола какую-то бумажку и демонстративно ее комкает до размера теннисного мячика, — придется вручить ему Марину.
— Ей тринадцать, — говорю деревянными губами. — Она же… ребенок.
— Ну что поделать, если в голову старшей бог ума не вложил.
Перед моими глазами всплывает лицо сестры — круглое, все в веснушках, с маленьким носом и большими глазами. Мы с ней совсем не похожи — она зеленоглазая и рыжая, как солнце, вся в маму, а я — сероглазая шатенка, копия отца, который любил похвастаться своими греческими корнями. Я люблю Марину, наверное, даже не как старшая сестра, а как мать, как бы странно это не звучало.
Ей же… тринадцать.
А Шубинский — он просто… шестидесятилетний старый…
Перед глазами все плывет.
Я понимаю, что мои нервы обрываются примерно за миг до того, как падаю на пол и удар головой «выключает» мое сознание.
Глава четвертая: Влад
— Владислав Александрович, может быть… уже восьмой час…
Я несколько раз моргаю — и картинка роскошной средиземноморской виллы, которая только что была перед моими глазами словно настоящая, стремительно сжимается до размера кривых и прямых линий на огромном полотне архитектурного проекта.
— Что? Который час? — откладываю стилус и потираю уставшие, болезненно ноющие глаза.
— Девятнадцать сорок семь, — осторожно говорит женский голос.
Поворачиваюсь, смотрю на тоненькую девчушку лет двадцати с небольшим. Нужно несколько секунд, чтобы сообразить, что это — новая помощница в офисе «ИКС». Нас здесь работает всего десяток человек, так что в ее обязанности входит минимум дел: отвечать на звонки, вести нехитрую документацию и заваривать кофе. Главную работу делает мой главбух — старый занудный пень, но дело свое он знает так же хорошо, как я знаю свое. На подхвате работает еще пара дизайнеров помельче — они занимаются некоторыми типовыми задачами, и два ландшафтных дизайнера. Если честно — мне все это на хер не уперлось, потому что их общий кэш, составляет примерно двадцать процентов от стоимости одного моего проекта. Но у меня, как у любого порядочного архитектора, просто обязана быть своя студия. Так сказать — место, которое будет моим «лицом».
Дизайн этого здания я придумал с нуля, потратил несколько месяцев, вычеркивая и добавляя детали, а потом еще столько же времени убил на то, чтобы отыскать команду таких же обезбашенных строителей, готовых взяться за проект дома в стиле «неопознанная геометрическая стеклянная форма». Сейчас мой офис стал городской достопримечательностью. Дина шутит, что, если я обеспечил бы себя до конца жизни, если бы брал по десять баксов за каждое фото на его фоне.
— Идите домой, — киваю на дверь, — я все сам закрою.