Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2

Гомолицкий Лев Николаевич

3. Домик в Коломне ^[120]

1. в тот домик вещих навождений, опасных шуток Пиерид, ....................... куда был завлечен Евгений, сей предок невских привидений, где бес, приняв служанки вид, тайком щетину брил с ланит, ^[121] где и поныне простодушно картонный самовар радушно вьет пар бумажный... ............. и за ним где мнится Пушкиным Тувим; 2. в тот домик, смытый наводненьем, прибитый стиксовой струей к несуществующим селеньям – кочующим в земле чужой; ....................... ....................... пир иностранных философов и разных непростых гостей сзывает нынче Философов, – ....................... ....................... в сень зыбкую родных теней. 3. Идет, улыбки расточая, жмет руки, лица примечая. За ним выносит Коваль плэд. ^[122] На нем по-старчески берет, без пальцев старые перчатки, – но сей скитальческий наряд венчают гордые повадки. Но резка речь. Но. Зорок. Взгляд. ^[123] Он сам собраньем руководит, калач сам режет он и уж, готовя выговор, находит философическую чушь. 4. круг неучтивейших проделок: зачем оратор вздор понес; зачем на донышках тарелок картонных Чапский чертит нос; Чехович ловит эпиграмму, я "протокол" строчу упрямо, а Заводинский глаз косит через плечо на чьи-то косы, ^[124] ....................... когда

решаются вопросы времен последних, – в нас вперен глаз вопиющего, с испугом, 5. ....................... и мировой оксиморон топорщится квадратным кругом ....................... Вонзен пытливо хладный взгляд в сей строй идей, им здесь сличенных, соединенных в дивный ряд и без пощады обличенных. Не буколический приют, – пресс умозрительной машины все исторические вины, все тени ожидает тут. 6. ....................... ....................... Так посреди своих скитаний, ....................... укрытый мглой богини дланей, ....................... глубин познаний новых из ....................... смотрел на пир чужой Улисс. ....................... ....................... ....................... 

120

Ср.: № 249.

121

Аллюзии на «Медный всадник» и «Домик в Коломне» Пушкина. 

122

Коваль – прислуживающий в квартире Философова, где проходили собрания Домика в Коломне. 

123

Ср. подобную «парцелляцию» в «Приглашении на казнь» В. Сирина.

124

Чапский, Чехович и литературный критик В.К.Заводинский – поляки-участники собраний «Домика в Коломне».

4. Из писем, дневников...

1. ... предутренний и незнакомый час негативный: смерть ли, жизнь? Повисшие безвесно домы ^[125] и голубиный шорох ниш. Шаги мои бегут по крышам, растут шуршащею травой. Громогремит навстречу: свыше – в мир – первый рушится трамвай. При вспышках чинит недра улиц таинственных кобольдов круг, – домов испуганные лица тень гнома превышает вдруг. ^[126] 2. Нагроможденные как гробы такси! и женщина, убогий свой шлейф влача, вдоль пыльных плит бредет походкою нетвердой. Реклама меркнет и шипит, мигая огненною мордой. ....................... ....................... Стою с лопатой и ломаю замерзший каменный песок – в пустую тьму его бросаю, и рядом тот же плеск и ток. 3. Сосед невидимый вздыхает, лопату чистит и затем, как я, безвидное бросает в метафизическую темь. За Вислой первая сирена стенает скорбная, у ног белеет изморозь, иль пена, иль белый брошенный чулок. И в облаке тумана сером уж различим двухмерный брат, и слева тоже тень за делом –... и плеск и снова стук лопат. 4. ....................... ....................... Бесплотные мелькают лица, всплывая, падая на дно. Меж них сейчас, дрожа, струится блаженная моя ладонь. Стремитесь, струи, бей, живая, от внуков вестью в мир иной. И зачерпнув, я возливаю прозрачную на прах земной. ^[127] ....................... ....................... 5. Летят из вагонеток плиты в сухое гравия зерно. Булыжника солнцеповито недвижной мыслию чело. ....................... Их лижет языками пламень из недр пылающей травы, и тянет преклонить их камень груз поднебесной головы. ....................... ....................... ....................... 

125

Строка повторена в гл. 5, строфа 4.

126

Ср.: № 300.

127

Cр. № 295. Этот текст включен как строки 5-12 в газетную публикацию стихотворения в Мече, 1937, № 38, 3 октября, стр. 6.

Глава четвертая 

Дом

1. ....................... ....................... ....................... ....................... За шкафом тесненькое ложе, шипящий примус, бдящий глаз хозяйки, мрак подводный в нас гнусавящий певцом захожим... Бывало, в праздник мы бежим днем наслаждаться настоящим. День раскален и недвижим, день пахнет утюгом шипящим. 2. Скрежещет остовом трамвай, Варшава за город стремится. Вдоль обмелевших ветхих свай спортсмен над веслами трудится, нас обгоняет грузовик, сосед в подтяжках давит ногу, готический зарится пик, дворняжка подбежала к догу, и дама в ужасе, а дог... но все уже за поворотом, и тощий нас дарит лужок, открытым обливая потом. 3. Среди осколков кинув плэд, скелет сомнительного пола расположился полуголый, на череп натянув берет. В купальном чем-то полосатом там парочка, застыв, сидит перед фотографом усатым, морской воображая вид. Тут дева спит, мозоль ощупав, прикрыв от солнца сапожок. Оркестрик безработных трупов обходит с полькою лужок. 4. И быстро насладясь простором, мы дальше продолжаем бег. Вот здесь за крашеным забором моих трудов недавний брег. Еще пасутся вагонетки, разбросаны на пустыре; вот эти высохшие ветки варились в утренней заре. И так же плоско перед нами (с романса вязкими словами мешаясь) за рекой лежит затверженный без мысли вид: 5. с крестом в отрогах колоколен совидец тайный вознесен, (любовь! я был опасно болен, высоким, вечным соблазнен) пасомой стадною породой тавро реклам дома несут, (ты двойственной своей природой, там коренясь, цветя же тут,) в туманы, в дымы остов шаткий мостом пропячен над рекой, (меня лечила лихорадкой, как тифом лечат ум больной.) 6. и паровозик в запредельный попыхивает мир дымком, (Для нашей хилости скудельной я обещал трехмерный дом,) где трюму черному, невежде, шлепки отмеривает вал, (и вот, достиг, чего я прежде с таким упорством убегал:) спина рабочего в движеньи, гребущего песок со дна, (соединенья, воплощенья; и в первый же остаток дня 7. нацеловаться мы успели до горьких истин на устах), на вылинявшем плоском теле песка, в ободранных кустах (а там, вкусить противоречий – как говорят для рифмы – яд...) ^[128] у лодыря краснеют плечи, лопатки пыльные торчат... ....................... ....................... ....................... ....................... 8. Ну что ж... назад: в плеск тот же свайный, в зной улиц, зуд рекламных жал... ....................... ....................... И брошенный билет трамвайный дорогу нам перебежал... Цементный дворик и все то же из мрака восстает на нас: шипящий примус, бдящий глаз, за шкафом тесненькое ложе ....................... .......................

128

Ср. сходный прием в пушкинском «Евгении Онегине», гл. 4 («Читатель ждет уж рифмы: роза»).

Глава пятая

1. Мы все уверены, что время проточною водой течет, растение растет из семя и стрелка метит все вперед, ведя по кругу круглый счет. Но знает часовщик за чисткой пружинки вечности стальной: напутанной телеграфисткой довольно часто запятой, чтоб посолонь поплыли стрелки, чтоб закружились время белки назад................... 2. .... понесло бы вспять широкой бурностью теченья: в обратном образе опять поплыли прошлого явленья, но только призрачней, чудней, размеры встречных усекая, как бы входя в них, просекая толпу теней, поток вещей, в незыблемом порядке сущих, орбитой общею текущих. ....................... ....................... 3. Еще я жил как все вчера, посматривал на циферблатик, и

днями правила игра – сверчка притворного тиктактик. Но раньше принятого въявь встав нынче в утренние мраки, уже времен я спутал знаки: иду не в будущее – в навь ....................... Не то, чтоб в прошлом, но оно так с настоящим сплетено, так в будущем сквозясь таится, 4. в нем воплощаясь копошится, – как в сказке страшной чародей, что вырастает, удаляясь. И в мраки утра углубляясь, я погружаюсь в мрак ночей, чуть измененных узнавая: реклама хмурится, мигая, в мир первый рушится трамвай; громогремит навстречу свыше, растут шуршащею травой шаги мои, бегут по крышам. И голубиный шорох ниш, повисшие безвесно домы. 5. Мир негативный – смерть ли? жизнь? – предутренний и незнакомый. и также всадник указал мечом чугун рассвета плавкой... ....................... ....................... И только я иду с поправкой: не к черной Висле – на вокзал. ....................... ....................... ....................... ....................... 6. Уже вокзал колебля, птице- центавро-змей парит-ползет. Уж в ленте окон реют лица, бегут носильщики вперед; уж извергая пар из зева, вздохнуло, обогнув перон. Тогда посыпалось из чрева, помчалося со всех сторон. ....................... ....................... ....................... ....................... 7. И вот, в окне уж заревая, смеясь, кивая, узнавая – мой лепомудрый, молодой лик светлый, Божьей данный глинке! Как эти белые морщинки между бровей загладил зной! Все это было уж: предтеча сей встречи – сердца перепев, реминисценцией и встреча и речи. ............ .... И лицо воздев, тащу тугие чемоданы уже в изученные планы. 8. Как после той, большой разлуки разлука летняя утла. ....................... А за окном уж утра звуки: скребется дворника метла. Опаснейшие поцелуи, когда из чайника крутую лью в чашку кипятка струю, готовясь, заспанный, к бритью. И диалог –: На небе боги тебя мне указали... 9. – Верь!! то были черти, а не боги... ....................... И эти были диалоги... ....................... Вот самодельный шкафчик вер: коллекция нравоучений, перед которой глупый гном еще порой забудет дом для гномов мирности ученья: лучится преломленный мир, в вазончике очится астра. ^[129] 10. Скороговоркой: эльмульт'фсир сказать, манавадхармашастра... ^[130] Сим поведеньем возмущен глаз вопиющего, с испугом в нас разных, любящих вперен. И мировой оксиморон топорщится квадратным кругом. ^[131] ....................... И вот квадратами кружков его повсюду отраженья: в осколках мира черепков, в чертах неузнанных влюбленья... 11. Слова враждуют, но уста всегда готовы к целованью, – такою Книгой Живота (по детскому истолкованью) раскрыта праведно любовь – такою близостью (жи)вотой, родн'oю, р'oдной, кровной, плотой (от плоть, от родинка, от кровь). Не страсть, таинственная мирность, шатер раскинутый в песках (см. в трактате о шатрах), где шествует смерчками мiрность Из трактата о шатрах (переложение) ...План гемисферы голубой, с эмблемами духовной тверди; отрог гремящий жестяной, топорщащий антенны жерди; персть – для бессмертных смертный дом; ладони женской кров и – гроба: все, что нам явлено шатром, в себе являет мир особый. А над шатром – премудрый век, а в пастбищах – ложбины рек, где рок коровы, воду пьющей, крушит, плеща, тростник цветущий; там – любомудрия настой (и мирром пахнущий и серой), и – просто этот камень серый, нагретый солнцем под стеной...

129

Строка перенесена сюда из гл. 1, 2-й редакции, строфа 7.

130

Сp.: гл. 1, 2-я редакция, строфа 7.

131

Сp.: № 249.

<19>38 ^[132]  

Примечания составителей

Роман в стихах. 1938. Liter'arn'i archiv Pam'atn'iku N'arodn'iho p'isemnictv'i (Прага). Архив А.Л. Бема,cтихотворения Л. Гомолицкого, № 11. Машинопись.

ПРИЛОЖЕНИЕ

СТИХОТВОРЕНИЯ 

Льва Николаевича Гомолицкого

1916–1918

132

См.: № 396.

1 [133]

И где отвергнуты мифы, сказанья, И где отвергнут подземный Аид. И в том пергаменте первые строки, Первые строки о Боге Небесном Одном И в том пергаменте первая вера, Первая вера о Назарянине том. Но не отчаивайся, бедный мыслитель, И не плачь над погибшим трудом: Пройдут года, тысячелетья, столетья И об ученьи твоем вспомнит весь мир, Все живое на суше. И в честь твою Польются стихи и баллады И наполнят собою эфир.

133

Протогор, греческий философ, первый стал отвергать многобожие и дал понятие о единстве Божества, за что его литературный труд был присужден к публичному сожжению, а сам Протогор к изгнанию из отечества.

III. 1916. Петроград

2

Тучка

Солнце скрылось за горами, Ночка темная пришла, А по небу на просторе Тучка черная плыла. «Ой ты тучка, тучка черная, Ты откудова плывешь? Ой, ты тучка, тучка мрачная, Мирны ль вести ты несешь? Расскажи, где ты пролилася Каплей крупною, дождем, Как трава вся оживилася И расцвело все кругом? Расскажи про земли дальние: Есть ли рожь там на полях? Расскажи про люд тот славный: Есть ли мир в их городах? Расскажи, как люди добрые, В счастьи и деньгах живут? Расскажи, как в холе, в доволе, Люди жизнь свою ведут? Расскажи, много ли счастья В мире и на всей земле? Расскажи, довольны ль люди В своей счастливой доле?» Но вдруг тучка понахмурилась И вся съежилась во мгле, И ответила вся мрачная: «Много ль счастья на земле? Я была, мой милый молодец, Во всем мире и везде, И не видела, мой миленький, Того счастьица нигде. Во всем мире люди плачутся, Жалуются на судьбу, Везде горе, везде слезы, Нигде счастья не найду... Уж давно та тучка хмурая Тихо скрылася во тьме, А я мрачно, очи потупя, Все еще стоял во мгле.

III. 1916. Петроград

3

Светлые воды холодной струей Тихо бегут все вперед подо мной; Тихо, так тихо мимо бегут И счастие мира с собою несут. Нежный едва ветерок порывает, Едва лишь коснется, вперед улетает, И лишь порою былинку пригнет, И лишь порою пыльцу пронесет. Жаркое солнце палит не щадя, Медленно путь свой по небу ведя. Крупный, горячий песок под ногой Слегка омываем игривой волной... А бор горделивый, от речки далек, Стоит молчаливый в степи одинок.

IV. 1916. Петроград

4

Новая жизнь мне дала вдохновенье, Новые силы воскресли во мне И вновь я дышу таланта стремленьем, И всем я обязан грядущей весне.

II. 1917 г. м. Лановцы

5

Доселе я не знал, что значит опьяненье Таланта, счастия и строки вдохновенья, Все это было чуждо мне, И я не узнаю души моей в себе. Так жаждет и она стремлением упиться, Как жаждет и актер пред пьесой вдохновиться. И хочется скорей ей в жизни получить Все, что в ней радостно и с чем ей легче жить. Так и цветок весны старается цвести Во всей красе скорей, хоть скоро отцвести, Но получить к весне все счастье и отраду... А дальше ни ему, ни мне и жить не надо.

III. 1917 г. м. Лановцы

6

Чудесный день глядит с небес, Лаская темный, мрачный лес. Луч, пробираясь сквозь листву, Златит могучую кору. И ветер листьями шумит, Когда порою налетит. Но солнце лес не веселит, Он мрачно меж стволов глядит. Но что нам лес? Кругом простор, Поля, – вдали цепь темных гор, Как будто дымкою они От наших глаз отделены. Далеко тянутся брега. Блестит и искрится вода. Туда, под самый горизонт Дорога светлая ведет. Мелькает чайка под волной, Кружится над ее пеной, А там веселой змейкой вод Река широкая течет, Течет, врезаяся в поля, Промеж лесов, холмов журча.