Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2

Гомолицкий Лев Николаевич

Примечания

12. Друг предполагал «книгу великого э!», нечто вроде екклезиаста.

15. Друг писал:

я сел в унылый чолн уединенья и тихо тихо засвистал уж бледный призрак разделенья давно мне знаки подавал

 вот ещо образцы писаний друга:

синеет даль, чернеет сталь звенит хрусталь, а мне не жаль залезть под стол мне хочется

Примечания составителей

СОВИДЕЦ II – Машинопись на листках малого формата. Muzeum Literatury im. A.Mickiewicza. Sygn. 1669, k. 1-55. Начинается с текста гл. 4-й. 

Материалы к переделке «Совидца»

По трем мирам был вей дорожный. Лиш перед смертью бросить взгляд в туманы памяти, вназад отважиться, зажмурясь, можно, где мать вязала у окна – молчит, бывало, так до ночи иль чтицею газету точит, печать же русская темна: не слышит выстрелов, не видит рабочих в дыме барикад, с винтовкой; – в непривычном виде в роеньи пуль, в пыли крылят, как в барельефе обелиска, над чорной кровью кумачи... А в доме глуш вдруг – дурно, низко склоняется, летят ключи. Свекровь с холодною заботой виски холодным камнем трет и сыну пишет: Ада ждет. Фитиль всплывает у киота. Часов пришопот отражон стеною. На часах с косою фигуркой бронзовой косою Сатурн как смерть изображон. ^[109] С косою маятника сжилась нить детства в сонной духоте. Сквозь щелку ставни на листе мир перевернутый (– как милость...) как пена сдунутый войной, ^[110] и первый выезд верховой, украденный у жизни пленной, – лощиной, где австриец пленный пасет коров, в тростник пустой он – дудку смастеривши – свищет. свирель сверлит – все дальше, тише. Постукивая в кость копыт, пыльцу взвивая, конь рысит деревнею опустошонной и обездоленной войной конь времени из жизни сонной (в рождения (этап) второй) ^[111] с тех пор что по утрам в постели я эти главы... а жена так тем была раздражена... прошли века с тех пор – метели, пучины, тьмы веков. Не вдруг смыкался смерти страстный круг, и из объятых стен восстаньем и пламенем, под взвизги пуль мы вышли, обманув патруль. ^[112] Ты одного тогда хотела леч на траве. А нынче вот – опять растит причуды тело, придуманных полно забот. И дождь со снегом вперемежку сей мартовский

сучит в окне, заладил скользких капель спешку назло победе и весне. Их суету на память зная, я вижу, заслонив глаза, – не только стала жизнь иная, стал мир иной... была гроза метафизические грозы в сравненьи с ней – символ пустой. Искусство красок, звуков, прозы наряд теряет нынче свой, напрасной кажется затеей надуманных опасных тем. В картинную ли галерею вхожу – претит мне нагость тел. Что обнажал палач над ямой могилы братской – навсегда связь сохранит с кровавой драмой. Нет больше в нагости стыда, но мстящее напоминанье, связующее жест, язык. Возьму ль стихи – иносказанья мне смысл второй враждебно дик. Нагроможденьем нарочитым понятий спутанных – пади! вновь говорочком ядовитым взорвется мир того гляди. Вхожу ли в театральном зале в журналистический мирок – легко забыли, снова пали... но первый легкий сквознячок, подувший из раскрытой ложи, и – дуло чувствует висок, и вей годов проклятых ожил!.. ––––––––––––––––––––––––– Но дома засверлит жужжа вдоль стекол ручеек падучий – и переносит снова в тучи природа влажная дождя. Он кровь смывал с камней и тепел от жара стужи огневой нес покоробившийся пепел за угоняемой толпой... кровавый спуск каменоломни, к расстрелу стадный знойный путь... твердит он помни, помни, помни по капле веской наизусть. Он прав, нельзя еще забвенью позволить далеко зайти, нельзя сознанья воплощенью остановиться на пути. Жизнь как всегда есть жизнь, поскольку всегда задача в жизни есть, поскольку может и в осколке мир полной радугой процвесть. Но не в осколочном карате преломленных мы ждем светил, – мы человеческих гарантий за кровь и за позор хотим. За то, что вечное начало как тонкой позолоты прах у новых варваров осталось на липких от убийств руках. Прейдут статистик интегралы, потонут призраки в годах, в природе времени несытой, как сделать снова ядовитой пролившуюся кислоту. Что несколько злодеев значат, суду открывших наготу злодейств! Неравная задача судить, кого за рвы в костях, ^[113] душ, тел и памяти увечья, и в мыловаренных котлах обрубки трупов человечьих!.. следы обугленных людей, окровавленных рубищ стоги уничтоженья лагерей оставили нам полубоги. Злодейства, тупость, тьма и гром, и лженаука и лжеправо прошли над миром. Где был дом, на камнях колосятся травы. Не без последствий же душа опустошенная кипела, под гнетом гибели дыша, свободы начинала дело. И не напрасно же позор сквозь сито пуль сочился тенью и если уж глядел с презреньем, то точно дулами в упор.

109

Ср. с концовкой 1-й гл. в машинописи Бема 1940 г.

110

Ср. концовку 2-й гл. в машинописном тексте 1941 г. 

111

Приводим далее черновой текст (написанный пером, с карандашными исправлениями и зачеркиваниями) на том же листе.

112

Варшавское восстание 1 августа – 2 октября 1944 г.

113

Исправл. из: судить, за что? за рвы в костях,

Примечания составителей

Материалы к переделке «Совидца». Muzeum Literatury im. A.Mickiewicza. Sygn. 1665, на стр. 21 об. – 23 об. – продолжение «Совидца», автограф. Набросан, по-видимому, весной 1945 г.

РОМАН В СТИХАХ

Глава первая

редакция первая

1. На горней трапезе богов, где, взвеявши седины тучам, ямб возливал из кубка Тютчев, где смех Владимир Соловьев – гром гомерический – бросая, (набрасывал) проекты рая, где мрамор (вдохновенных) лиц сиял в потусторонней сини, – зерном кормила голубиц розовоперстой длань богини. И (покатилося) зерно на нижнего вращенья дно. ^[114] 2. Сквозь все потопные глубины, пласты отслоенных веков пророс убогий колосок у Бога – из волынской глины. И вот, в ладонях растерев зерно, внучатое бессмертью, вкусил его, не умерев, подверженный любви и смерти – бог? – отрок русский!.. на любомудрия отрог кого влечет от нив, от рек, где рог коровы, воду пьющей, крушит, плеща, тростник цветущий; 3. – - - / / - - - / / - - - – - - / / - - - - / / - - - где холмики украсил град, баршаками укрытый яблонь; где круглый розоватый облак садился в гесперидов сад, и латинист с брюшком Сократа снимал курчавою рукой солнцепронзенный плод ранета под град копыт по мостовой, где ливень конницы вздвоенной в машине обгонял Буденный; 4. а дщери яблок золотой в подол ловили, выступая розовоперстою стопой бакхической. На поле рая средь огнеголубых цветов плыла с улыбкой беатриче и в юной философской дичи Пан возлежал среди холмов разбросанных на пал заборов –: от заслоненных божьих взоров (дымком взрываемых гранат) был полон светом умным сад. 5. Хлопушки близкого расстрела цевница заглушала, пела, а в судный день дымил закат. Шла молнией – из ночи зева, шла – шаровидная – луна, и полудревополудева в саду бывала мне видна: с округлою невинно грудью, с ветвями лиственных перст(ов), и вел Франциск на длинной уде осла – мохнатый символ – (персть). ^[115] 6. Растут премудрости фиалки, пуская корни в глупый тлен. На мертвой перегнившей палке струится, в бликах лужи, тень. Ручьит в руке железной шашка, а у пустынника нога играет пыльною ромашкой. блестит разбойничья серьга. – Из тьмы, века где коренятся, до света, веки в чем слезятся, познаний мира лепестки с брегов сновидческой реки

114

Ср.: № 216.

115

Св. Франциск Ассизский.

Глава первая

редакция вторая

1. ........................Весной цветут черемухи, и цвет их срывает ветром и пальбой... А я средь вымыслов и ветхих: лавровенчания Шекспира, мерноречивости Омира, величественные слова, слов, звезд, душ древнее бессмертье, в астрономические тверди плывет в круженьи голова... Везде величества и чуда, рост не корней – стихий, начал... 2. Так с детства хиленькое чадо я лишь величья замечал. И отроку не взоров плены, не плеч девических овал, но образ гетовской Елены мне любострастье толковал. Когда ж пришло другое время – философический полет – ................ ................ Бывало принимает бремя мазурок ветхонький паркет. 3. По гимназическим пустыням, по переходам, где от ног скрипит и гнется потолок, где в окнах парк дремучесиний; куда один лишь барабан доходит бухая до слуха, братчанке в розовое ухо свой любомудрый вью туман: потертый локоть укрывая, Плотина бедной изъясняя. ....................... ....................... 4. Не дивно вовсе, что когда любовью первою года молниезарой воскурились, – смесилась явей-снов река, рентгеновидно озарились растенья – камни – облака, пришли потрясшие виденья, потом кощунства, озаренья, потом безумье и в ночи сияющее привиденье и ноющая медь свечи. 5. Но цвел в миру еще орешник, темнел загар, космател смех, и любомудрый, – страстный грешник вкушал учетверенный грех: мечтание (зри; искус) это – мечта косматого аскета повелевать – мирам – царить над тетраформою, над перстью, достигнуть крайнего бессмертья и с ангелами говорить. ... Или хотя бы стать пророком, смесив писанья всех веков... 6. И погрузил я в тьму томов богочитающее око, –: .................. где взвешивают на весах плоды досмысленного сева, где бытия Асватха-древо змеится корнем в небесах, где белая зарится дева. ...................... ...................... ...................... ...................... 7. Сказать Манавадхармашастра скороговоркой; эльмут'фсир... в вазончике очится астра, лучится преломленный мир. А я величия сличаю, я диаграммы изучаю: кьен-тоеи-ли-тшенн-суан- – кьян-кенн-кьюнн, пью цветособранья пиркеабот благоуханья, рабба мешая с ляо-тан. .................................... ..................................... 8. В многоязычии глагол единый огненный Баткол: Абот ди раб Нафн, таннаиты, и дхаммапада татхагаты, ковер из сур, цветник агад, букв-числ-иносказаний сад – и меламед в лачужке душной, кнутищем указуя в гимн, гремит, и хор визжит послушно за ним: алэф- бэт-бэт – гимл-гимл; 9. от этой лестницы пылится зодиакальных чудищ твердь. Ведро тяжелое кренится, скрипит колодезная жердь; и в гул подземных струй стекает – где любострастия огонь авва Евагрий утишает – веревка, жгущая ладонь. ..................... 10-летия ученьем, умом и солнечным сплетеньем, проникновеньем... 10. Голод встреч с еретиками толмачами, с витражными лучей мечами, в старьевщика каморке речь новоеврейского пророка – Все: главы принципов урока моих разрозненных предтеч. ............................ ............................ ............................ И что ж... величьем окруженным от близости с неизреченным! –: 11. на крыльях восковых икар... душ восковых исходит пар... и солнца золотая дочка дымится в голубой золе. ....................... ....................... ....................... ....................... ....................... ....................... И нет души, лишь оболочка пустая ходит по земле. 12. Не лишность, как бывало в прошлом прохладном, серенком и тошном, но нетости оскиморон –: не стиль осьмнадцатого века: «сплю в яви, бодрствую во сне» – оксиморон из человека. Бессловный, марлевый, сквозной, тот, на кого идет прохожий, не замечая; кто похожий на всех: всем – левой стороной, зеркальным, плоским, хоть трехмерным, несуществуя существом. 13. А в мире белом и пустом налились ягодами терки ....................... ....................... ....................... ....................... ....................... ....................... ....................... ....................... ....................... .......................

 В Упанишаде сказано: «у вечного древа Асватха корни вверху, а ветви внизу» (Талавакара 2, в.6). Параллельный текст из Бхагаватгиты: о древе жизни сказано: «оно неразрушимо; корни его вверху, а ветви его внизу. Цвет его – предметы чувствования, а стволы – правила человеческой деятельности» (Разг. XV).

 Манавахдармашастра – книга законов Ману.

 Эльм по-арабски наука. Существует 20 толкований этого слова. Эльм уль калям – догматическое богословие, эльм уль усул – законоведение; лексологи, грамматики толковали в смысле этой науки; толкователи алькорана (эльмур-тафсир) – богословия.

 Кьен, тоеи, ли и т.д. названия китайских диаграмм Тшанга (1090 до Хр. эры). Это основные элементы бытия: небо, воды, солнце, гром, ветер, проточная вода (текущая в страны предков?), горы, земля.

 Перек – глава, Пирке Абот единственный талмудический трактат не галахического, но агадического рода. Пирке Абот значит: главы принципов, это ан[т]ологическое собрание изречений и гномов. Известны два варианта апокрифического Пирке Абот под названием Абот ди рабби Иафан.

 Ляо тан по-китайски приблизительно имеет то же значение, что еврейское Рабба.

 Бат

Кол – библейское Глас Божий.

 Дхаммапада – путь или учение истины, буддийское собрание изречений.

 Татхагата – Совершенный, эпитет Будды.

 Меламед учитель древнееврейского. В школке его – хедере ученье начинается так: стуча кнутом по молитвеннику, меламед возглашает названия букв, повторяемые за ним учениками хором.

 Авва Евагрий – один из замечательнейших церковных писателей. Творения его можно найти в 1 томе «Добротолюбия». Из жития аввы известно, что уже в преклонных летах он был столь мучим бесом «похоти», что заставлял учеников своих опускать себя на веревке в колодец, где проведенная ночь только была способна укротить в нем огонь любострастия. По-видимому, это были возвращающиеся приступы юношеской преодоленной любви, ставшей толчком к подвижничеству. О авве можно найти несколько строк в переписке А.Блока –: «Я достал первый том того “Добротолюбия” – Филокалия – любовь к прекрасному (высокому), о которой говорила О.Форш. Это, собственнно, сокращенная патрология – сочинения разных отцов церкви, подвижников и монахов (5 огромных томов). Переводы с греческого не всегда удовлетворительны... Тем не менее, в сочинениях монаха Евагрия (IV века), которые я прочел, есть гениальные вещи. Он был человеком очень страстным, и православные переводчики, как ни старались, не могли уничтожить того, действительного реализма, который роднит его, напр., с Стриндбергом. Таковы, главным образом, главы о борьбе с бесами – очень простые и полезные наблюдения, часто известные, разумеется и художникам того типа, к которому принадлежу и я. Выводы его часто неожиданны и (именно по-художнически) скромны... Мне лично занятно, что отношения Евагрия к демонам точно таково же, каковое мое – к двойникам, например в статье “О символизме”...» (Биография Блока Бекетовой, стр. 210-211, изд. Алконост, 1922 г.)

Глава вторая

1. за 20 пыльных верст мечтатель таскался в ближний монастырь (бытописатель, описатель тут показал бы даль и ширь, в березках разные отроги, мельканье – долу, синь – горе; как из струения дороги столп водружен в монастыре...) но там искал вольномыслитель не умиленную обитель, не идиллический постой в семье священника (покой 2. щемящий, ранний росный хмельник к пруду студеному босой крапивной стежкой, гудкий пчельник – пустынножитья идеал, что был излечен карой жал: оплывшее ужалом око не вдохновенно уж, язык ужаленный уже не рык, но писк; «смешное не высоко»), – ........................................ ........................................ ......................................... 3. там проповедник-богочтец жил – еретический писатель, смутитель или врач сердец, Писанья вольный толкователь. Народом полный сад и он в расстегнутой косоворотке в руке с евангельем: муж кроткий, о чуде слово и – закон. И на стихе от Иоанна покоя палец, недвижим (ввиду волынского тумана, холмов отображенных ив), 4. сей вдохновенный проповедник беседу-исповедь ведет: мягчайший братский исповедник сейчас в евангельи найдет текст нужный, отповедь благую, и губы братские целуя, усов ласкание дает. Так услаждаюсь, отдыхая; мне богословит светлый лик. И на прощанье, удружая, берусь отдать охапку книг 5. соседу нашему и другу его – все братья и друзья – и, просветленный, книги я – тяжелые томищи были – тащу в обратных планах пыли. ....................... ....................... ....................... ....................... ....................... ....................... ....................... 6. Как много отроческих лет, лет юных, зрелых, как вериги таскал на теле хилом книги! Философ, богохул, поэт, и тяжкодум, и легкосерд, стихов классические глоссы и их преступный перевод, вопросов грозные утесы, до дыр затертый переплет и белый в ней страниц полет, запретных ведений красоты, начальный любострастья класс, – 7. каким порокам учат нас те переплеты и полеты! Их неразжеванная жуть, проглоченная вмиг страница, – прокрыливает память птица, метафору – житейский путь. ....................... ....................... но та пандорина шкатулка – – книг неразвязанный тючок привел меня в покой заулка на огражденный цветничок, 8. где не цветы экклезиаста цвели, не гномы – только астры, да травки жидкое кольцо, где под скамейкой сыроежка жила и шла с оглядкой стежка на одряхлевшее крыльцо. ....................... ....................... ....................... Сосед старик таким кащеем два шкафа под ключем хранил. Бывало, вытянувши шею, 9. зацепит книжку, хмурый хил, и стоя, мусля перст, листает. Так сутки мог стоять подряд, как, говорят, стоял Сократ, вдруг посреди толпы смятенной восхищен виденьем вселенной, так что его ученики свои постельные тюки у стен его расположили; а он, очнувшись, мудр и тих, перешагнувши через них, продолжил путь к базарной пыли. 10. Ужель возможен чистый ток еще в стихах повествованья – свирельный этот голосок, онегинских времен преданья, в цевнице рифм сквозистый вей событий, жизней и любвей! Печален, страшен и отвратен разложенный на части вид в осколках лиры – Пиерид, и тот поэт нам непонятен и неприятен и смешон, кто силится очарованья 11. вернуть стихам повествованья, его осмеянный закон. .......................... Но как же быть, когда событий нам задан небольшой урок! Любить, со смертью спорить, быть и сей властный презирать поток, несущий разные явленья из мира нижнего вращенья! На мысленных его волнах шкафы соседа выплывают, места, качаясь, занимают, 12. поленом подпершись, в углах, и белятся чуть пеной окна, и тянутся луны волокна прозрачной тиной вдоль страниц, слов, строчек, междустрочий, лиц, в лице единственном сникают... уж волны только вздох качают (-ет) ^[116] за дверью – в спальной старика... и поцелуи разлучает из Блока темная строка ....................... ....................... 13. И вот уже сменяет Блока луны кладбищенской в кустах геометрическое око, вперенное без мысли в прах. ....................... Любовь не вопрошает персти, в ней дух, как дуб растущий, есть ли, – она сама и дух и дуб: где хочет, властно провевает и мир стволистый воздымает – с земли воздетый к небу перст, корнями просекая персть. 14. Между чужих домов скитаясь, бездомный дом пророча свой, таится, нудит, задыхаясь, уж не довольствуясь собой. И больше нету сил томиться, – от ложных планов ум кружится... Грех райский слез, безумье дел, и паровоз свое пропел. И переплет скороговорки переплетаемых колес меня из дум всемирных норки в открытый ветрам мир пронес, 15. где на камнях я жизнь построю, все перемерю, перестрою, пока ж – на почте пострестант, отчаянные утешенья, и Вислы мелкое движенье, и сыпь песка о ток лопат, и снов туманный вертоград... ....................... Но в этих бедах, в этих снах, в тяжелых ноющих плечах идет благое становленье: душа становится видна, – 16. и я с волненьем замечаю, с какой свободою она беседует за чашкой чаю; знакомясь, твердо знает звук своей фамилии незвучной; с какою зоркостью научной своих не смешивает рук с руками разными чужими в пожатий встрясе и зажиме ....................... ....................... .......................

116

Обыгрывание равноправности обоих вариантов.

Матерьялы к третьей главе

1. В планах

1. Метафоры, облекшись в громы, на шинах розовых скользят, – и городские ипподромы сознанье громами разят. Вход мирового балагана органом истин сотрясен. Плывет авто. Спешит Диана в кафэ, где спит Эндимион, ^[117] за чашкой нектара, где мило, советский повторив стишок, следить с сочувствием, как Иов прохожим тянет черепок. 2. И рядом в холодке кофейном свой освежает тонкий ум Зоил, страж муз, перстом лилейным стихов размеривая шум. – Стихи! – смир"eнные витии, расщепленный атомный прах на: словсер-тихи – тихи-с... А тут они все о стихиях! – истории! – роман?! в стихах?! Стихи – черта воспоминанья, непрочный лунный матерьял, безумье... и в стихах! роман! 3. Конечно, это начинанье пустое – барабанный бой, провинциальное незнанье, невыносимый тон дурной...– молньерезвяся и играя, ^[118] над линолеумом стола блестит злорадное стило, небрежность рифмы отмечая, тут – ритм стандартный, там вонзая с нажимом восклицанья кол се в архаический глагол. ....................... 4. Я ж аватаром Ариона на берег спасшийся певец – ^[119] пишу средь уличного звона, ненужных истин новочтец... Жилец торжественных собраний под сенью меловых божков, протоколист речей и брани, потерянных низатель слов, под утро согнутой лопатой ссыпатель висленских песков, под вечер, в галстуке, крылатый речей слагатель и стихов... 5. ....................... ....................... ....................... ....................... Благие, мудрые пустоты ниспосылает жизнь уму. О смертный, глинка Божья! кто ты, не позволяй решать ему. ....................... ....................... ....................... ....................... 6. И, у кофеен пробегая, черчу в туманах улиц круг, оксиморонов огибая торчащие углы вокруг. Как польский некогда скиталец, виденьем светлым ослеплен, взношу, водя по небу, палец – свой мысленный оксиморон –: освобождаю вертограды, венчаю, воплощая, сны... В моей отчизне будут грады крылатыми населены... 7. Полет орлиный, голубиный. ....................... ....................... ....................... ....................... И упадая в мир с высот, провижу дикие картины: порхая, дворник двор метет, вспорхнул пожарный страж на вышку, крылом прохожий гонит зной, крылатого настиг воришку, гребя крылом, городовой... 

117

Диана (миф.) – богиня охоты, олицетворение Луны. Эндимион (миф.) – юноша-пастух или охотник, получивший от Зевса дар вечного сна, с бессмертием и юностью.

118

Аллюзия на стих. Тютчева «Весенняя гроза» (1828).

119

Арион – певец; отсылка к пушкинскому стихотворению.

2. Язык

1. 5-6 необходимых слов, смешных ласкательных прозваний, гул быта, голоса из снов, реченья наименований полутаинственных... ................. и вот: какой-то фетик, или кролик; живот без жал живет и вот, то ж – ума(и)лительное вотик.³ ....................... ....................... ....................... 2. Язык мгновенный и живой, что в поцелуях возникает в какой-то час обрядовой за мойкою волос, за чаем; ....................... речей испорченная речь от учащенных варваризмов ....................... ....................... ....................... и очищающий все меч боговнушенных архаизмов. 3. Еще – таинственных познаний глагол заумный, львиный рык, ерусалимский, обезьяний глас мусикийских глоссолалий, искусства будущий язык: ....................... ....................... Представим, что векам актеры – их поясняют тон и жест, котурны, маски и уборы – так говорят: ... ....................... 4. .... вот магов речь с любовной спутав, Маргарите так Фауст: «генох андро плеч сирин альф хохма лалеп-итет!» иль на трапезе в цветнике, цветособраньи горнем боги в венках такие диалоги ведут на пирном языке: «Апострон сирма петасефи аргонсафетон уранисма сладкогласующая манис свирель приятная тэсфир». 5. В бесовский пляс метельной пыли, в век мрачных демонских проказ, суровый ангельский наказ – словесных веденье обилий ....................... ....................... ....................... ....................... ....................... ....................... ....................... .......................