Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том 1

Гомолицкий Лев Николаевич

Данное произведение являет собой разительное противоречие между внешне «наивным», «простонародным» по взгляду и тону, чисто-констатирующим повествованием – и зыбкой, противоречивой семантикой текста, неразрешимостью трагических конфликтов, выраженных в нем. Тремя годами раньше Гомолицкий порицал Рафальского за обращение к форме сонета, предполагающей адресацию к «эрудированному» читателю и делающей лирику слишком «ученой». Но девять «фабульных» фрагментов нашего текста представляют собой не что иное, как сонеты! Правда, их сонетная природа затуманена «прозаизированной» записью, но от этого выбор автора не становится менее значимым. Избранная форма еще более усиливает общую противоречивость замысла и содержания речи голоса, раздавшегося из «газетного подвала».

Странность этой речи состоит и в том, что, в отличие от других высказываний Гомолицкого, где мировые религии выступают в единстве, союзе или синтезе (как будет, в частности, в рассказе «Смерть бога»), здесь христианство выделено и противопоставлено другим трем главным религиозным системам. И, несмотря на то, что

ему, очевидно, отдано предпочтение и подчеркнуты его благородство и, может быть, внутренняя правота, указано одновременно и на глухое равнодушие к нему мира.

В совокупности своей оба газетных «подвала», рассматриваемые как единое целое, являются завуалированным откликом Гомолицкого на конфликт, вспыхнувший во Львове накануне их появления. Конфликт этот затронул и церковную жизнь – в храме Успения Богородицы Ставропигийского института произошли столкновения между униатами-украинцами и русскими ¹⁹⁶ . Косвенное подтверждение связи этих двух его печатных выступлений с событиями можно видеть и в украинском эпиграфе ко второму «подвалу», и в контексте, в котором там фигурируют «Карпатские скалы». «Голос из подвала» был выражением боли по поводу взаимного ожесточения близких «племен», принадлежащих к лону христианской церкви, и призывом к примирению.

196

196 См.: Галичанин, «К событиям в храме Ставропигийского института (От нашего корреспондента)», За Свободу!, 1929, 29 декабря, стр. 3.

Прямо с «Дорожным распятием» были связаны два стихотворения в подборке из пяти, включенной в Сборник русских поэтов в Польше, изданный весной 1930 года: первое – «Бог» (Мой Бог – Кто скрыт под шелухой вещей) и последнее – «Наше сегодня» (Ночь полная разрозненной стрельбой), причем «Бог» был «сонетом» (как девять «сонетов» «Дорожного распятия» – на две рифмы). Но, в отличие от тогда же вышедшего тома Галицко-Русской Матицы с циклом «Дуновение», эта публикация Гомолицкого содержала произвольно отобранные, разнородные стихотворения, и в компановке ее автор, очевидно, участия не принимал. Сборник содержал стихотворения 18 авторов разных поколений из разных мест Польши, по-разному представленных в книге: число напечатанных произведений каждого автора разнилось, фотографии и вступительные автобиографические заметки одних были напечатаны, других – нет ¹⁹⁷ . Имя составителя в издании не указывалось, но так как на титульном листе стояло в качестве издательства «Четки», а на обороте титульного листа подтверждалось, что книга выпущена при содействии содружества «Четки», ясно, что подготовил издание Витязевский. Антология была первым коллективным книжным выступлением группы. Но за несколько недель до этого, также под маркой «Четок», во Львове вышла первая поэтическая книга Витязевского Четвертое кольцо ¹⁹⁸ .

197

197 Сборник русских поэтов в Польше. I. Выходит непериодическими выпусками (Львиград. Четки. 1930).

198

198 Варшавская За Свободу! упомянула ее в списке полученных редакцией книг в номере от 24 марта 1930.

Антология – первый (не только в Польше, но и вообще в эмиграции) обзор настоящего момента в зарубежной русской поэзии – явилась ответом на прошлогодний конкурс, внося коррективы в создаваемую им картину. Можно предположить, что составлена она была частично из материалов журнала, над которым Витязевский работал с Гомолицким осенью 1929 года и который не вышел, как заявлено было, из-за того, что материалы погибли во время львовских уличных беспорядков. О том, что составитель готовил Сборник самолично, свидетельствует недоуменное письмо одного из авторов, включенных в книгу – Лидии Сеницкой, сообщившей, что ни разрешения на эту публикацию она не давала, ни пая на нее не вносила ¹⁹⁹ . Это заставляет подозревать, что выход журнала сорвался не столько из-за бесчинств уличной толпы, сколько из-за того, что Гомолицкий и Витязевский не могли уладить редакционных разногласий, и Витязевский выпустил книгу сам. Спустя много лет, в польский период, Гомолицкий с неприязнью вспоминал это издание, сетуя на то, что стихи его там появились без его позволения.

199

199 См. ее письмо: «Милостивый Государь, Г-н Редактор! Очень прошу вас дать место в уважаемой газете вашей этим кратким строкам, в которых я могла бы выразить г-ну Витязевскому мое удивление по поводу того, что он, без моего согласия, поместил в первом “Сборнике рус. поэтов в Польше” мои стихотворения. Он не имел на это права, тем более, что никакого пая на это издание я не вносила. С глубоким уважением Л. Сеницкая Ровно 2-VI-30 г.» – Л. Сеницкая, «Письмо в редакцию», За Свободу! 1930, 7 июня, стр. 5.

Несмотря на небрежности и следы поспешности в книге, нельзя утверждать, что Витязевский не имел квалификации

для ее подготовки. Он первым, в сущности, стал собирать сведения о русских поэтах, работавших в разных районах страны, и одновременно с выходом антологии опубликовал исторический очерк русской поэзии в Польше ²⁰⁰ . Позднее, в 1937 г., после выхода парижского сборника Якорь, ретроспективную антологию русской поэзии в Польше выпустил Гомолицкий.

200

200 С. Витязевский, «Русские поэты в Польше», Русский Голос, 1930, 20 апреля, стр. 8. Из острожских поэтов обзор упоминает троих – С. Рафальского, Л. Гомолицкого и пишущего на малорусском языке А. Павлюка.

Предварявшая в Сборнике подборку Гомолицкого авторская преамбула отличалась крайней сдержанностью и скупостью на фактические детали:

Я был еще мальчиком, когда началась революция и мой отец внезапно лишился имущества, почестей и привилегий. Но я бессознательно почувствовал не огорчение утраты, а освобождение от тяготевших уже и надо мною суда и ненависти тех, кто в прежнем мире не были господами положения. С этих пор никакие лишения нищеты и страдания грубого труда и унижения уже не пугали меня, очищающим искуплением за всю среду, в которой прошло мое детство. Став же свободным, я ощутил себя господином своей жизни, и тогда впервые проснулось сознание, что есть настоящая, разумная и вечная жизнь, не вмещающаяся в рамки моего существования. И пришла первая огромная и потрясающая любовь – п. ч. моею первою любовью был – Бог. Она дала мне твердость, оградившую чистоту от чужой злой воли и своих недодуманных поступков, и определила направление всей моей последующей жизни.

Это та часть меня, которая м.б. интересна каждому и потому является единственною настоящею биографией. Всё же остальное есть только бесконечная вариация человеческой трагикомедии ²⁰¹ .

Она находилась в резком контрасте с заметкой Витязевского, где серьезные и важные положения были скрыты под маской балагурства:

Прежде всего – поэтом себя не считаю. Два сборника моих стихов – случайность и невыгодная коммерческая сделка ²⁰² . Пишу стихи, во-первых, потому, что хочу этим доказать всем и вся, что я контрреволюционер, – во-вторых, потому, что это нравится некоторым женщинам, которые в свою очередь нравятся мне, в-третьих, потому, что это не нравится газ. «За Свободу». Родился в Москве. Поэтому люблю южанок и органически не переношу Англию. В 1926 г. в дни английской забастовки даже свечку ставил за упокоение души Альбиона.

201

201 Сборник русских поэтов в Польше, стр. 36.

202

202 О втором сборнике нам ничего не известно.

По профессии – журналист. Написал 1000 и одну статью, которые никого не научили, никого не вразумили. Люблю Клару Бов и одну симпатичную поэтессу – Марию Шкапскую.

Не женат. Детей, кажется, не имею. Будущее, как у всякого человека, покрыто мраком неизвестности.

Ганди – духовно наиболее близкий мне человек. Ритм революции меня увлекает и вообще научил многому. Мой идеал – проститутка, умирающая на баррикаде с томиком Уитмэна в руках. Всё остальное – чепуха.

Моя молитва: Боже, покарай Англию!

Фотография на меня не похожа.

Вот и всё, что я могу сказать о себе ²⁰³ .

В свою подборку Витязевский внес стихотворения «Христос воскресе – Есенин!», «На смерть Маяковского» и «Боже, покарай Англию!» (прокламирующее поддержку национально-освободительному движению в Индии, возглавленному Ганди).

Выступление Гомолицкого в Сборнике русских поэтов в Польше получило б'oльшую огласку, чем цикл «Дуновение» в сборнике Галицко-Русской Матицы. Рецензент Русского Голоса, с гордостью отметивший, что «весь сборник напечатан на роскошной индийской бумаге и является первым подобным изданием, вышедшим в галицкой Руси» ²⁰⁴ , по поводу Гомолицкого писал:

203

203 Сборник русских поэтов в Польше, стр. 53.

204

204 К. Маринович, «Сборник Русских поэтов в Польше», Русский Голос, 1930, 22 мая, стр. 2.

Из острожской группы поэтов необходимо выделить Льва Гомолицкого – поэта-мыслителя. Стихи его всегда глубоки содержанием и безупречны формой. Жаль, что он так мало печатается. Талант его нуждается в свете. Видимо, поэт задыхается в условиях буденной обстановки. И это жаль. В лице Гомолицкого мы имеем поэта «настоящего» размаха. В иной обстановке он бы давно был известным и за пределами нашей семьи. Его мазки резки и уверенны. Особенной экспрессией проникнуто стихотворение «Бог»: