Сочинения в 2 т. Том 2
Шрифт:
— Слишком уж хороша погода, — сказал Крепняк. — Это всегда к грозам.
Они сидели у костра на берегу — шесть человек, только что закончивших работу.
Асмолов взглянул на небо, хмуря седые брови.
— И море, как мертвое, лежит.
Синяя безветренная ночь в смутных проблесках звезд плыла над притихшей тундрой; мягко шелестела у пологого берега река.
Помолчав, Асмолов обернулся к Варичеву.
— Ты знаешь, какие тут грозы бывают? Такие грозы, что земля, словно колокол, гудит.
У
— Ух, весело ж бывает, — сказал он восторженно, и маленькие, слегка раскосые глазки его заблестели. — Небо-то, словно горнило, пышет.
Крепняк почти со злостью посмотрел на Андрюшу.
— Весело… тебе-то всегда весело.
Андрюша смущенно отвернулся.
— Видишь какой! — засмеялся Петушок и, приподнявшись на локте, толкнул Андрюшу носком сапога в бок. — Может, на лодке стрельной опять в море выйдешь?
— И выйду, — насупился Андрюша.
Петушок громко захохотал, откинувшись, показывая залитые красным светом зубы.
— Слышал, Илья Борисыч? Опять собирается. Прошлым летом едва мы вытащили его. На стрельной лодке в море ушел — и как не захлестнуло?!
Он ближе придвинулся к Андрюше и, быстро подняв руку, надвинул ему шапку на глаза. Андрюша, съежился, вобрал голову в плечи.
— Не балуй! — строго сказал Асмолов, — Экий ты шальной.
Коротко, словно ища одобрения, Степка взглянул на Варичева и опять, уже совсем беспричинно, засмеялся.
Все эти дни Варичев внимательно наблюдал за Петушком. Это был очень своеобразный человек. Он был упрям и решителен. Однако все время словно скрывал себя и часто, беседуя с Ильей, словно выпытывал его о чем-то.
В поселке Степка почти не отставал от Ильи, всячески подчеркивая свое внимание и дружбу, но за всеми расспросами его о капитанах, о летчиках, о подводниках-моряках Варичев угадывал одну упорную, еще невысказанную до конца мысль. Он все более уверялся, что именно себя в чем-то боялся раскрыть Петушок.
Вечером они остались на шаланде вдвоем. Петушок складывал на корме просушенные сети. Подняв голову, он неожиданно спросил:
— А что самое главное в жизни, Илья Борисыч?
— Что же… сама жизнь, — сказал Илья.
— Ну, а в ней самое главное? — настойчиво повторил Петушок. — Жизнь-то я имею. В жизни что?
Варичев хотел ответить шуткой, как нередко отвечал Петушку, но внезапно вспомнил: сколько раз этот самый вопрос, пусть в более сложной форме, однако этот самый, стоял перед ним.
— Счастье, — сказал Варичев коротко.
И по тому, как протянул Степка руку, как шире раскрылись его глаза, Илья понял, что сегодня они наконец-то поговорят вполне откровенно.
— Какое оно? — спросил Степан. Он присел рядом с Ильей. Варичев чалил трос. Теперь он отложил его на борт шаланды.
— Оно
— Ну, а для тебя? — нетерпеливо спросил Петушок.
Варичев посмотрел вокруг. Суровая мглистая равнина дымилась в зареве заката.
— Подвиг, — сказал он тихо, словно отвечая самому себе.
И он рассказал Петушку о том, о чем уже отрывочно и неполно говорил Серафиме. О том, что великое начинается с малого… Да, с горсткой людей здесь, в глухом, но богатейшем краю он начнет великое дело. Люди приедут… десятки… сотни… Так вырастет порт и город… Его город! И знает ли Петушок, как глубоко, как сладко это чувство великого начала… Сможет ли он понять, что означает само слово подвиг?
Степка наклонил голову. Черные глаза его затуманились слегка.
— Разве то, что ты живешь у нас, что забросило сюда штормом, — слава?
Варичев усмехнулся.
— Ты тоже здесь живешь.
— Понимаю, — сказал Степка. — Я живу здесь, и жил, и не думал о том, что ты придумал. Понимаешь, все это как сон, только бродило во мне. А я хочу таким стать, как ты… Через большую жизнь пройти. Я сильный, знаю. Но как мне новую жизнь начать?
— Очень просто, — ответил Илья. — Ты должен сам себя победить. Ты избалованный человек, Петушок… Деньги? Ну, что ж, ты проиграешь их в карты или пропьешь. А лучше уехал бы на учебу. Большая настоящая радость не дается без жертв. И человек, настоящий человек, — должен пойти на жертву. Он себе должен поверить — до конца.
— А я завербованный. На четыре года, — тихо проговорил Петушок. — Это же ведь закон.
Варичев засмеялся.
— Ну, вот… Настоящий, сильный человек не сказал бы этого.
Петушок встрепенулся.
— Значит, и слово свое можно нарушить?
Варичеву почудилось: капитанский мостик «Дельфина» снова дрожит под его ногами, и голос капитана еще звучит в его ушах: «Я приказываю вам…»
— В таком случае, — сказал Илья, глядя вдаль, на мглистую тундру, — человек, способный на подвиг, должен верить только себе. Главное, тому — что поступок его необходим.
— Кому необходим? — тихо, словно о секрете, спросил Петушок.
Илья задумался на несколько секунд. Стоило ли объяснять все это Петушку? Что поймет он? Впрочем, сейчас Варичев просто рассуждал вслух.
— Ладно, — сказал он задумчиво. — Вот, видишь, сколько кругом травы?
— Да, — едва слышно произнес Петушок.
— И каждая травинка сходна с другой. А вон дальше — береза. Она крепче, она сильнее травы…
Петушок слушал жадно, словно боясь, что Илья замолчит.
— И что ей трава? — продолжал Илья. — Береза сильней… Так и люди, есть сильные, их мало, а остальные, как трава…