Сочинения в двух томах. Том первый
Шрифт:
— Отец дешевле матери! — рассмеялся он. Потом обратился к ассистенту: — Так, значит, вы будете присутствовать на казни. Не забудьте взять с собою физиологический раствор соли и торопитесь по возможности — дорога каждая минута. Особых распоряжений на этот счет я вам не даю. Сиделки приглашать не нужно; нам поможет княгиня.
— Княгиня Волконская, вероятно? — спросил доктор Петерсен.
— Да, да, — кивнул профессор, — у меня есть основание привлечь ее к операции — да и она сама очень интересуется. Да, кстати, как сегодня
Ассистент ответил: «Ах, ваше превосходительство, старая песня, одна и та же все три недели, что она здесь. Плачет, кричит и буянит, — требует, чтобы ее выпустили. Сегодня опять она разбила два таза.
— Пробовали вы ее уговаривать? — спросил профессор.
— Конечно, пробовал, но она не дает говорить, — ответил доктор Петерсен. — Поистине счастье, что завтра все будет кончено. Но как сумеем мы удержать ее до рождения ребенка, для меня загадка.
— Вам не придется ее разрешать, Петерсен. — Тайный советник снисходительно потрепал его по плечу. — Мы уже найдем средство, делайте только свое дело.
Ассистент почтительно ответил: «Можете во всем на меня положиться, ваше превосходительство».
Раннее утреннее солнце поцеловало густую листву чистенького садика, в котором была расположена женская клиника тайного советника. Оно скользнуло лучами по пестрым, еще влажным от росы клумбам георгинов и приласкало высокий, вьющийся, кудрявый хмель на стене. Пестрые чижики и большие дрозды прыгали по гладким дорожкам, по скошенной траве. Проворно взлетели они в воздух, когда восемь железных копыт загремели по каменной мостовой улицы.
Княгиня вышла из экипажа и быстрыми шагами прошла через сад. Щеки ее горели, высокая грудь подымалась, когда она взошла по лестнице в дом.
Навстречу ей вышел тайный советник и сам отворил дверь: «Да, ваше сиятельство, вот это я называю пунктуальностью! Войдите, пожалуйста. Я приготовил для вас чаю».
Она сказала — голос едва повиновался ей, она задыхалась от волнения: «Я — прямо — оттуда. Я видела все. Это — это — меня так — взволновало!»
Он провел ее в комнату:
— Откуда, ваше сиятельство? С казни?
— Да, — ответила она. — Доктор Петерсен тоже сейчас будет здесь. Получила билет — еще вчера вечером… Это было — так — страшно — так…
Тайный советник подал ей стул: «Может, налить вам чаю?»
Она кивнула: «Пожалуйста, ваше превосходительство, будьте добры! Как жаль, что вас не было там! Какой он красивый — здоровый — сильный — высокий…»
— Кто? — спросил профессор. — Преступник?
Она начала пить чай: «Ну да, убийца! Сильный, стройный — могучая грудь — как у атлета. Огромные мускулы — будто у быка…»
— Вы, ваше сиятельство, видели всю процедуру? — спросил тайный советник.
— Превосходно видела! Я стояла у окна, как раз передо мной
Тайный советник подал сахар: «Он что-нибудь говорил?»
— Да, — ответила княгиня. — Даже дважды. Но всякий раз по одному слову. Первое, когда прокурор прочел приговор. Он закричал вполголоса — но, право, я не могу повторить этого слова…
— Но — ваше сиятельство! — тайный советник ухмыльнулся и слегка погладил ее по руке. — Передо мною вам, во всяком случае, стесняться нечего.
Она рассмеялась: «Конечно, конечно, нет. Ну, так вот — дайте мне, пожалуйста, кусочек лимона, мерси, положите прямо в чашку — ну, так вот, он сказал — нет, я не могу повторить…»
— Ваше сиятельство! — тоном легкого упрека заметил профессор.
— Тогда закройте глаза.
Тайный советник подумал: «Старая обезьяна!» Но все же закрыл глаза. «Ну?» — спросил он.
Она все еще жеманилась: «Я — я скажу по-французски».
— Ну — хоть по-французски! — воскликнул он с нетерпением.
Она сложила губы, нагнулась к нему и шепнула что-то на ухо.
Профессор откинулся немного назад, крепкие духи княгини были ему неприятны: «Так вот, значит, что он сказал!»
— Да, — и произнес это так, точно хотел сказать, что ему все безразлично. Мне в нем это понравилось.
— Еще бы, — согласился тайный советник. — Жаль только, что он не сказал этого — по-французски. Ну, а другое слово?
— Ах, оно было уж неинтересно. — Княгиня пила чай и ела кекс. — Второе слово испортило хорошее впечатление, которое он на меня произвел. Подумайте только, ваше превосходительство: когда палач взял его, он начал вдруг кричать, плакать, как ребенок.
— Ах, — воскликнул профессор. — Еще чашечку чаю, ваше сиятельство? Что же он закричал?
— Сначала он сопротивлялся молча, но изо всех сил, хотя руки были у него связаны за спиною. Помощники палача кинулись на него, а сам палач во фраке и белых перчатках стоял спокойно и только смотрел. Мне понравилось, как преступник стряхнул с себя троих молодцов, — они опять бросились на него, но он не давался. О, как это взволновало меня, ваше превосходительство!
— Могу себе представить, ваше сиятельство, — заметил он.
— А потом один из помощников палача подставил ему ногу и быстро поднял сзади за связанные руки. Он упал. И, наверное, понял, что сопротивление не приведет ни к чему, что его песенка спета. Быть может — он был пьян — а потом вдруг протрезвился. Да — и вдруг закричал… Тайный советник улыбнулся: «Что же он закричал? Не закрыть ли мне снова глаза?»
— Нет, вы можете спокойно открыть их. Он стал сразу каким-то робким, жалким, беспомощным и закричал: «Мама — мама — мама». Много раз. Наконец они поставили его на колени и впихнули голову в круглое отверстие доски.