Сочинения в двух томах
Шрифт:
Херувим есть и Захария. И сей взирает на седмицу и то же, что она, мыслит: «Лета вечные помянул…» «Видел, — вопиет Захария, — и се свечник золотой весь!» Куда кто смотрит, туда и идет. К летам вечным! Туда ему путь! К светлой седмице летит, орлиными крыльями парит. А где его крылья? «Вот они! Говорит ко мне ангел, говорящий во мне». Во внутренности крылья его. Сердце его пернатое. «Крепка, как смерть, любовь». «Крылья ее — крылья огня…»
Херувим есть и предтеча. «Был свечник горящий и светящий». Был значит не то, что был, но то, что сделан и создан светильником. Звезды прелестные и лжеденницы: горят, но не светят. Иоанн же истинная есть денница.
Душа. Пожалуйста, отец небесный, скажи, что есть, что значит лжеденница? Горю и воспламеняюсь знать.
Дух. Лжеденницы суть то же, что лжехерувимы.
Душа. Да где же они таковы? Я их вовсе не понимаю. Открой!
Дух. Любезный мой друг! Иуда–апостол, тот тебе да откроет. Вот
«Сей есть! По мне грядет муж, который предо мною был…» И так сын Захарии есть светильник, или лампада, горящая и озаряющая, елей вмещающая, и сотворен, как око, внутри зеницу свою заключающее. У древних свечою, лампадою и оком Вселенной называлось солнце. «Не был тот свет, по да свидетельствует о свете». Вот тебе истинный, дочь моя, херувим! И сего-то ради в храмах видишь образ его крылатый.
Душа. О дражайший мой херувим Иоанн! Благодарю тебя, отец небесный, за него. А Лука и Клеопа не херувимы ли? Я вчера в храме слушала их путешествие и вельми услаждалась. Если же херувимы — почем знать, что херувимы? Я бы очень рада…
Дух. Потому что идут путем субботним. Видно же, что сим путникам на уме светлая суббот седмица. Суббота им голодным раздробляет хлеб их, открывает помраченные очи, правдивее же сказать, субботствующий в солнце и исходящий от чертога своего. «Оным открылися очи». Сей жених воскрылил их оными крыльями: «Крылья ее — крылья огня». Дал сим невкусным болванам пищу и вкус, но на пути и на разуме субботнем основанный. А мои пеше- ходцы, надев крылья и сотворившись из ползущих и землю поедающих змиев пернатыми орлами, по исаиевскому слову сему — «терпящие господа обновят силу, окрыла- теют, как орлы» — всерадостно воскликнули: «Не сердце ли наше горящее было в нас, когда говорил нам на пути?» — сиречь не воспламенил ли он нас лететь в горнее от смерти к жизни, вдунув нам вкус и свет светлой седмицы?..
Душа. Ныне я уразумела. Солнышко, как от пре- светлейшего своего чертога, от гроба воссиявшее, воскрылило их и открыло им очи их, дабы сень херувимская не почивала на пути грешных, но, минуя всю тлень, возвышалась бы к единой своей [невидимой] форме. «И тот невидим был им».
Дух. О душа моя! Не одному Клеопе сия милость. Светлая седмица есть-то гора божия, где благоволил жить. Сюда идет со тщанием Мариам [648] , целует и дружится с Ели- саветою. Туда восходят все фамилии и колена израильские. «Там взошли…» Сюда бегут слепые, хромые, немые. Тут дружбу и компанию заводят волки с агнцами, рыси с козленками, львы с теленками, аспиды с отроками и созидаются зрячими крылатыми по своей всяк сени херувимами, возлетающими к началу, которое одно только есть, да царя — всех подымут; да будет бог всяческое во всех… Трудно только сим горам взыграть, вскочить вверх, ископать сладость, вздымиться и породить, как тучным юницам, единого своего юнца. «Придите — взойдем на гору господню…»
648
Мариам — дева Мария. — 155.
Д у ш а. Я читала некогда, что Оленины и горние козы не могут рождать, разве на сих горах.
Дух. Сие, душа моя, в одном рассуждении о боге возможное, а в натуре тварей недостаточное. В символическом мире, которым является Библия, где о едином боге слово, так водится, но сие в нашем великом мире есть небыль. В боге и от бога — все возможное, не от тварей, ни в тварях. Фигурные сии горы суть солнца. Они прибежище таким оленям, каков есть Давид и о которых слово сие: «Тогда вскочит хромой, как олень».
На сих горах отбрасывает Давид ветхие свои рога, а растут ему
Сюда за звездою путешествуют и волхвы. «Видели (вопиют с Захариею: видел и се свечник…), видели-де звезду его на востоке». Востока без солнца нигде нет. «Стал вверху, где было дитя».
Не только оленям, но и звездам нет отдыха, кроме сей горы. Вся тварь вздыхает, в жилище небесное облечься желая и вопя: «Сей покой мой!» Магдалина тоже, ища радости и утешения своего, очень рано приходит на гроб. Нельзя, чтоб сей гроб не был тот камень, где почивал Иаков и видел лестницу. Внимай и примечай, дочь моя, что при Магдалине вспоминается рассвет и глубокое утро, а при Иакове солнце. Чувствуешь ли, что сей камень, будто бы утро, чуть–чуть проницающее из мрака: темновато начертывает каменную гору божию и пресветлый чертог его — солнце? Весьма ошибаешься, голубочка моя, когда не думаешь, что гроб оный не иное что-либо есть, как только пещера, в недрах каменной горы высеченная, где почила премудрость.
Ныне же научись и веруй, и знай, что господня земля и все исполнение ее идут к горе божией, в недрах своих рай сладостный и вечную жизнь скрывающей дотоле: «Пока дышит день и движутся (херувимские) сени». Оный свет и день! «Дунув говорит: примите дух святой…» Тогда все через сию божию гору, как по лестнице, восходит к богу. «Не сие! Но дом божий и сии врата небесные».
Душа. Енох не обретен в живущих, Илия взят вихрем, восхищен за волосы ангелом пророк Аввакум и апостол Филипп, Павлов человек до третьего неба восхищен — все сие казалось мне жестким и голодным. Ныне же в сей жесткости обрела я с Самсоном нежную и сладостную пищу. Усладила мне все сие твоя херувимская речь и гора чудная. Не о сей ли горе чудотворной, не только Илию, но и быков, и горы скачущие, и холмы воскрыляющей, и деревья, не о сей ли матери нашей сионской и не ей ли песенка сия Исаина: «Покой даст бог на горе сей, изопьют вино, изопьют радость на горе сей, помажутся миром на горе сей»?
Дух. Угадала ты (с Самсоном…) гадание его! Сия-то есть столица Сион, которая есть мать всем нам, вопиющая ко всем нам: «Там дам тебе сосцы мои…» Посмотри ж теперь, сестрица моя! Куда идут учеников? Не на гору ли Галилею ведет их брат и друг, прекрасный Иосиф, исшедший, как из светлых палат, из темницы? На горе с братиею своею веселится, возносится, благословляет и утешает надеждою хотящего их утешить святого духа. В сей зале — таинствами и благоуханием бессмертия дышущая вечеря и Фомино уверение [649] . В сей горнице сделался ветер и шум из крыльев Параклитовых [650] . В сем храме излияние странных языков и надежды совершение. «Дети Сиона, радуйтесь, ибо дал вам пищу в правде…» А Стефан? Не херувим ли? Не в горы ли взирает? «Се вижу небеса открыты!» А Павел? Не с Даниилом ли возводит очи в горы? «Возвел очи мои в горы и видел: и се муж!.. Тело его, как фарсис…» А Павел не то же ли. «Знаю человека». «О горнем мудрствуйте». «Как вознесется великолепие его». Вот тебе малое число херувимов, окружающих господа славы. А не дышит ли в уши твои, любезная моя, ветер и шум орлиных крыльев, несущих апокалипсную жену с прекрасным ее сыном? Посребрен- ные крылья ее высоко парят! И она желает в горах святых укрыться от гонящего змия. «И полечу, и почию». О цело- мудрая мать, невеста неневестная, нет тебе на земле мира! Спеши, молю тебя, с любезным чадом к горним вечного субботам. На том семихолмии, верно, сыщешь покойное место, как Ноева голубка или как ласточка, убегающая от зимней стужи, перелетающая от северных стран через Черный понт [651] к полудню, воспевая песенку сию: «Нет здесь для меня покоя». «Кто перейдет на оную сторону моря и обретет премудрость?» «Единая я, пока перейду».
649
По Библии, апостол Фома слыл недоверчивым и не поверил в «воскресение» Иисуса, пока не коснулся его ран. — 157.
650
Параклит — дух–утешитель. — 157.
651
Черное море. — 158.