Сочинения в двух томах
Шрифт:
Если язык разит, для чего не назвать его стрелою? Библия есть слово божие и язык огненный.
Исапя: в лице ее говорпт: «От чрева матерп моей наречет имя мое и положит уста мои, как меч остр, п под кровом рукп своей скроет меня; положит меня, как стрелу избранную, п в колчане своем скроет меня, п говорпт мне: «Раб мой ты, Израиль, и в тебе прославлюсь»». Спя стрела от вышнего нам послана для врагов.
Слова богопроповеднпков суть стрелы, о которых Исапя: «Их же стрелы острые суть, и луки пх напряжены; копыта коней их, как тверд камень, вмени лися; колеса колесниц их, как буря; ярятся, как львы». Вот один из сих воинов! Оружие воинства нашего не плотское, но сильное богом…
Но как напрягать стрелу сию? Должно уметь и иметь в себе того: «Научащий руки
А как стрела сия парящая взирает к одному только востоку, так и сей орган одному богу песнь воспевает. Очень вздорно п худо разногласит, п сам свое мешает слпчное согласие, если стать на нем играть для плоти п крови. Играет и скачет Давид, но перед господом, то есть ради господа, так как и Мелхоле говорит: «Благословен господь, который избрал меня паче отца твоего…» Буду пграть п плясать перед господом. Поощряет и других: «Воспойте к господу. Сей один только благой псалом есть».
Нет сладостнее и действительнее, как бренчать на нем богу, а не стихиям, а не миру; не тленп, но вечности, тогда-то действительно изгонятся бесы из саулов, Притом надобно уметь сличать голоса, вливающие в душевное ухо сладкую симфонию.
При свидетельстве двоих плп тропх голосов твердый псалом составляется, например: почитай врача, протпву потреб чести его, ибо господь создал его. Вот кого ж не господь создал? Тотчас п вздор: для чего ж царь Иудин Аса осуждается радп лекарей? «И не в немощи своей взыскал господа, но врачей». Смотрите, как дурно сей орган разногласит по человеку! Не спорю, да и сам я рад почитать телесного врача. Притом говорю, что Библия весьма есть дурная п несложная дуда, если ее обращаем к нашим плотским делам, бодущпй терновник, горькая и невкусная вода, дурачество, если с Павлом сказать, божпе, или скажу сор, навоз, дрянь, грязь, гной человеческий, в котором велит бог Иезекнилю скрыть ячменный опреснок. «Так съедят сыновья Израпля хлеб свой нечистый у язычников, когда рассыплю пх» (гл. 4).
У Исапи — стрела избрана, в колчане своем скрытая, а у Иезекппля — в соре навоза скотского скрывается опреснок.
Не спе ли есть таинство утверждающего сердца нам слова божпего, грязью земных дел наших обвитое? Те только одни от змипных угрызений исцелились, кто на вознесенного змия в гору взирали, не те, что смотрели на ползущего по земляному праху.
Так и здесь питаются во время голода пшеницею Иосифовою приступившие к столу и наслаждающиеся высокими умами, а не те, которые жрут гнилую свою мертвечину около слова животного. «Окрест нечестивые…»
Там упоминается змий, ползущпй п едящий грязь, а у Иезекииля на гноеядцев вот что бог вещает: «Да скудны будут хлебом п водою, п погпбнет человек и брат его, и истают в неправдах своих».
Для чего мы находим там нашу грязь и гной и едпм оный, когда все сие богу и божественному его слову единственно посвящено? Конечно, мы не узнали себя. Если же скажете, что оное жестоко п трудно читать и разуметь, если вам бог прощает, одно то непростительно, что мы похожи на умницу бабу: спя разумнпца изволила кушать горчайшую около ореха волошского [355] корку, наконец осердившись, начала ругать и смеяться; которые, лишившись доброго вкуса, похваляют иностранные плоды.
355
Орех волошский — грецкий орех. — 366.
«Почптай врача… Ибо господь создал его». Но дабы тут не приснились нам наши телесные врачевания, для того там же сплошь говорится сие: «Не от древа ли ос ладились воды, да познана будет спла его?» Лекарствам плотским какое есть сходство с тем богопоказанным деревом, которым Мойсей воду горькую осладил? Если кто сие дерево знает, может вознестп змия, отбить грязь от опресноков, осладить библейную воду. Вот лекарь крпчпт: «Послушайте премудрость в притчах! Господь создал меня, начало путей своих».
Видите, что лечит сей врач? Душу болезненную. «Мир мой даю вам. Вы друзья мои есть…»
Сего-то доброго друга столь высоко рекомендует сын Сираха: «Друг верен— покров крепок есть; обретшпй же его обретет сокровище. Другу верному нет измены, и нет мерила доброте его! Друг верен — врачевание жптпю, и боящиеся господа обретут его». Теперь же скажу: почитайте Библпю, в рассуждении надобностей ее она есть аптека, божиею премудростью приобретенная, для уврачевания душевного мира, нп одним земным лекарством не- псцеляемого.
В сей-то аптеке Павел роет, копает, силою дерева крестного вооружен, и, убивая всю мертвую гниль и гной, вынимает и сообщает нам само чистое, новое, благовонное, божие, нетленное, вечное, проповедуя Христа божию силу.
Церемоннсты сердятся, а афинейцы смеются, нам же, званым, Христос есть божия сила и божия премудрость. Если же спросите, для чего спи книги одно пишут налицо, а другое тайное, а новое из них выходит? А кто ж сеет на ниве семя будущее? Да и может лп пахарь сеять зерно нынешнее? Оно, принятое в недро земное, разопреет и сотлеет; в тот день выходит пз него плод новый с новым зерном. А к сему круг годового времени надобен.
Скажите, возможно ль на молодом сердце вырастить плод ведения божия и познания (сии обое с собою неразлучные) самого себя? К сему круг целого человеческого века потребен.
Библия есть человек домовит, уготовивший семена в закромах своих. О сем-то хозяине пишется: «Изойдет сеятель сеять». Она в молодые нашп мысли насевает семя нынешнего плотского нашего века, дабы несмысленное наше сердце способно принять могло; сие семя не пустое, но утаивает в себе божию силу.
Оно как непотребное со временем портится в сердце и гибнет, а новое прозябает. Сеется гниющее, восстает благовонное; сеется жесткое, восстает нежное; сеется горькое, восстает сладкое; сеется стихийное, восстает божпе; сеется несмысленное и глупое, воскреснет премудрое п прозорливое. Все, что только мы имеем, есть то ж и у бога. В сем только рознь, что наша гниль и тень, а его — нетление и истина.
Древний мудрец Эдип [356] , умирая, оставляет малолетнему сыну в. наследие историю именем «Сфинкс»: «Любезный сын, вот тебе самое лучшее по мне наследие! Прими малую спю книжку от десницы моей; люби ее, если хочешь любить твоего отца; меня почтешь, почитая оную. Носп ее с собой и имей в сердце своем, ложась и вставая. Она тебе плод принесет тот, что и мне, разумей — блаженный конец жизни твоей. Не будь нагл и бессовестен, ступай тихонько, жизнь есть путь опасный; приучай себя малым быть довольным, не подражай расточающим сердце свое по наружностям. Учпсь собирать расточение мыслей твоих и обращать пх внутрь тебя. Счастпе твое внутри тебя, тут центр его зарыт: узнав себя, все познаешь, не узнав себя, во тьме ходить будешь и убоишься страха, где его не бывало. Узнать себя полно, познаться п задру- жить с собой сей есть неотъемлемый мнр, пстпнное счастие и мудрость совершенная. Ах, еслп б мог я напечатлеть теперь на сердце твоем познанпе самого себя!.. Но сей свет озаряет в поздний век, еслп кто счастлив… Будь добр ко всем. Не обидишь и врага своего, если хоть мало узнать себя потщишься. Но презираю природу твою и радуюсь. Конечно, узнаешь себя, если любить будешь вникать крепко внутрь себя, крепко, крепко… Спм одним спасешься от челюстей лютого мучптеля».
356
Приведенный здесь повествовательный пример содержит своеобразную параболическую интерпретацию темы «Эдип и Сфинкс», свидетельствует о публицистических способностях п о мастерстве психологического анализа у Сковороды. — 367.